Мне кажется, если бы я встретилась с тем, другим где-то в доме, в комнате с кроватью, креслами, коврами и прочим барахлом, то все, что у нас произошло, оказалось бы связанным с его и с моей жизнью. А так все разыгралось словно в ином мире. Наверное, именно поэтому то, что принято называть изменой, обычно случается в гостиницах. Анонимность места действия, стандартность мебели и прочих вещей — не возникает сравнения с тем, как ты живешь у себя дома. Когда я вспоминала бассейн, мне казалось, что все, что я там пережила, было не в жизни, а — как бы объяснить? — ну, например, в кинофильме, и даже я сама. Ты понимаешь?Я посмотрел на счетчик — семьсот с лишним, и я ответил:— Конечно. Что дальше?— Тот, другой — я буду его называть Другой, — не расстался с женой, но меня это ничуть не огорчало. Там другой мир, думала я, и в нем он живет с женой, так же, как я живу с Томасом. Мы виделись с Другим два раза в неделю. Полчаса плавали, потом шли под душ, оттуда быстро — к кабинкам для переодевания и, когда никто не видел, кидались в одну из них и набрасывались друг на друга. Лечь было невозможно, теснота, ты понимаешь. Испробовали всевозможные позиции. Там были, например, крючки для одежды, за которые я могла держаться, — она засмеялась и опять отпила вина. — Позы, как те, что мы знаем по изображениям в древних индийских храмах, самые нелепые, все что угодно, кроме самого естественного положения — лежа. И вечно надо было молчать как рыба, потому что в соседние кабинки то и дело кто-то заходил, слышался шорох одежды, кашель, и надо было следить, чтобы моя голова не ударялась о стену. Все звуки надо было таить в себе, задыхаясь, нет, жадно хватая ртом воздух, и оба мы красные, а у него на спине, на плечах — следы от моих ногтей. «Ой! — шепчу. — Что же я наделала? Ведь твоя жена увидит». — «Я ей сказал, что играю в водное поло».Я засмеялся.— Смеешься, вот и мы тогда рассмеялись. Фыркнули, прыснули. А когда вышли, перед дверью кабинки стоял человек, он вытаращил глаза, уставился на него. Потом на меня. Я перепугалась жутко, человек показался мне знакомым, и весь день потом я ломала себе голову, старалась вспомнить, откуда я его знаю.— И что же, — я решил не давать ей отвлекаться от основной темы, — заподозрил твой муж что-нибудь?— Нет. Один раз спросил, почему я так коротко стригу ногти — детям так стригут, чтобы не грызли. Я объяснила — вода в бассейне хлорированная, от хлора ногти ломаются, слоятся. Но вообще Томас, конечно, не мог понять, что за бес в меня вселился. Я не только не избегала его, как раз наоборот, он сказал, что я изменилась, будто стала другой женщиной, раскованной, буквально помешанной на сексе, и сам же все объяснил, — мол, это плавание так на меня влияет, потому что в бассейне я избавилась от своей боязни глубины — в любом смысле слова. Теперь, сказал он, ты очертя голову бросаешься в бездну, нет, ты прямо-таки горишь, в тебе больше страсти, чем в первое время после нашего знакомства. Думаю, впрочем, он просто забыл, как оно в то время было. Прошло около двух месяцев. Спать я стала как сурок. Головных болей не было и в помине, спина, шея — все как рукой сняло. И работа моя продвигалась как нельзя лучше. Я чувствовала себя великолепно… Подожди-ка, налью себе еще.Я услышал бульканье, потом — прихлебывание. И вдруг во мне шевельнулось подозрение: что, если все эти звуки, которые я слышу, заранее записаны на пленку и теперь она прокручивает запись? Меня так и подмывало сказать: «Хватит болтать, твои проблемы с научной работой мне интересны как прошлогодний снег».— Скажи-ка, — спросил я, — у тебя что там, запись крутится?— Нет. Сейчас, с тобой, я не стала включать запись.— Ага. Так, значит, вы встречались два раза в неделю?— Да. Мы встречались в бассейне два раза в неделю. Со временем стали опытнее, научились вести себя тихо, не сопеть, не задыхаться, мы, можно сказать, приноровились друг к другу. У меня теперь находилось время ощутить, какая у него кожа, удивительно мягкая, нежная, даже хлорированная вода ее не испортила. И однажды, когда мы, выйдя из кабинки, присели отдохнуть на краю бассейна, он сказал: «Знаешь, чего я больше всего хотел бы? Лежать с тобой и слышать тебя. И еще хочу тишины. Чтобы вокруг было тихо, спокойно». Он предложил на выходные поехать куда-нибудь.Я посмотрел на счетчик: восемьсот пятьдесят два, восемьсот пятьдесят три, восемьсот пятьдесят четыре…— Ну и что дальше? Я имею в виду, как вы расстались с мужем?— Не надо спешить. Времени у нас достаточно. Итак, я сказала Томасу, что на выходные уезжаю во Франкфурт, хочу посмотреть книжную выставку, а заодно увидеться со школьной подругой, с которой не встречалась уже несколько лет. Но жить буду не у нее, а в отеле, потому что терпеть не могу ее мужа. Я солгала Томасу, впервые за все эти месяцы мне пришлось сказать ему неправду. Раньше я ничего не говорила — просто уходила утром в бассейн, мне не надо было чего-то выдумывать. Солгав, я почувствовала себя отвратительно, так отвратительно, что не передать, и подумала — ведь это чудовищная подлость. До сих пор не люблю вспоминать, как я сказала ему, что хочу посмотреть выставку. «Поезжай, конечно, — сказал Томас. — Замечательная идея». Я уехала в пятницу после обеда, мы встретились с Другим в не слишком известном, но дорогом отеле. Он заказал два номера, каждому свой, чтобы, не дай Бог, не возникло подозрений, если ему или мне позвонят из дома. Все предусмотрел.Я услышал, что она отпила вина, затем последовала пауза.— И что же было?— Катастрофа. — Она снова отпила. — Жаль, что ты сейчас ничего не пьешь.— Да, жаль. Но почему — катастрофа?— В зеркале, которое висело в номере, отражалось зеркало над раковиной в ванной, и мне все было отлично видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69