Будь он постарше, знай он получше историю и обладай чувством иронии, он, возможно, подумал бы о том, что нигде еще земля не была столь гостеприимной и благожелательной к роду человеческому. Тогда он, вероятно, понял бы," что шагает по истории, что каждое дерево говорит о предвидении и предусмотрительности канувших в века предков, хотя в этом растительном изобилии есть и своеобразная насмешка. В те времена, когда сахар шел по цене золота и о преуспевающем европейце говорили: «Богат как плантатор в Вест-Индии», эти самые плантаторы, ради роста своих доходов, дали Королевскому флоту наказ отыскивать по всем закоулкам необъятной Империи новые виды растений, чтобы можно было самим кормить рабов и меньше зависеть от продовольственного импорта. Плантаторы отлично в этом преуспели, привив здесь культуры ямса, аки, дыни, различные виды гороха и бобов, завезенные из Африки; манго — из Индии; хлебное дерево, яблони и кокосовые пальмы — из отдаленных окраин Тихого океана, и в конце концов собрав на этой земле почти все ее богатства, но тем самым помогли положить конец рабству. Обеспеченные семенами и саженцами африканцы просто бросали плантации и организовывали для себя свободные общины на холмах.
Но молодой и необразованный Айван шел, ни о чем подобном не задумываясь. Сладкие ритмы барабана и дурманящие мелодии проносились в его голове. Он станет певцом, сочинителем музыки, танцором. Город, где жила эта музыка, был таинственно-интригующим миром. Он не знал, как эти ритмы появились, когда и откуда. Они просто позвали его. Между тем сейчас он лицом к лицу встретится с мисс Амандой. Он про все ей расскажет — про все, кроме кафе.
Но на кухне было пусто, очаг едва теплился багровыми угольками. Жестяное блюдо накрыто крышкой и стояло рядом с углями, что было дурным знаком. Значит, бабушка поела и ушла, оставив ему ужин, чтобы он не остывал. Айван развесил рыбу так, чтобы ночью ее охлаждал ветерок с гор, взял свои хлебные плоды и приблизился к домику. В окне горел свет. Он поднялся на крыльцо, осторожно приоткрыл дверь и застыл, вглядываясь перед собой. Комната была освещена лампой. Мисс Аманда сидела за столом, устремив строгий взгляд в открытую Библию, которую держала перед собой. Глаза на ее морщинистом черном лице ничего не выражали; только плотно стиснутые губы и мерно покачивающееся тело выдавали ее гнев.
С потухшей трубкой во рту, следя глазами за строчкой, она, казалась, не замечала его присутствия. Воцарилась тишина; дух Айвана дрогнул. Он ожидал брани, крика, даже побоев, но только не этого.
—Держись дальше от двери дома соседа твоего, ибо он может устать от тебя. — Ее голос был холодным и режущим, как скрежет гроба о край могилы. Она не подавала знака, что видит его. Какое-то мгновение Айван даже не соображал, что это она говорит, не мог понять, что мрачные звуки исходят от ее мерцающей тени, которая очерчивала на стене контуры бабушки, напоминая какого-то воспарившего духа. — И вы, дети мои, послушны будьте им, кто есть ваши родители в Боге, ибо дни их могут быть долгими… — Она продолжала мерно раскачиваться, и ее огромная тень подчинялась тому же ритму.
Айван стоял в замешательстве, он чувствовал себя виноватым и опустошенным. Механически раскачивающаяся бабушка казалась ему незнакомцем, ее лицо под чепцом, который она обычно надевала перед сном, напоминало непроницаемую маску. Айван робко вошел в комнату.
—Твой ужин на кухне. Принеси его сюда. Только вымой сначала руки и ноги.
Когда Айван вернулся, у бабушки был обычный вид. Ее глаза следили за ним, пока он потихоньку входил, словно делал пробные шаги. Опустошенный и разбитый, Айван сел за стол и приступил к еде, стараясь не привлекать к себе внимания.
Бабушка заговорила своим обычным голосом — низким, тихим и располагающим к беседе.
—Где ты так долго пропадал, Айван?
Он рассказал о море, умолчав о посещении мисс Иды.
—Вот как! И ты один взобрался на гору?
—Да…
—Один?… Молодцом! Гм-м — и что же ты видел?
Вопрос застиг Айвана врасплох.
—Ничего не видел, мэм.
—Ничего не видел? Ничего не видел? Выше голову. И будь осторожен, иначе то, что ты увидишь, ослепит тебя.
Еда застряла у него в горле, словно кляп, все попытки проглотить ее были безуспешны.
—Ты ешь или нет? Ты даже не ешь! То, что ты ищешь, скоро само тебя отыщет. Кажется, ты совсем не проголодался? Где-то поел, да?
—Нет, мэм… — Айван уставился в тарелку.
—Выше голову, бвай! Гуляешь допоздна! Любишь ночь — ночью с тобой может случиться что угодно! Ты слышишь? Запомни мои слова — ночью с тобой может случиться что угодно.
—Да, мэм…
—Хватит сидеть и баловаться с едой. Иди спать — и не забудь помолиться.
Айван встал из-за стола, пробормотал: «Спокойной ночи» и отправился в свой угол, где на низкой деревянной подставке лежал его соломенный тюфяк. Он быстро разделся и облачился в «пижаму» — мешок из-под муки с тремя дырами, возникшими в результате бесчисленных стирок — на большом камне на берегу реки вместо стиральной доски. Мисс Аманда сидела и наблюдала за тем, как он отводит от нее взгляд, словно пес на цепи. Пожалуй, так и следует его воспитывать: выводить из равновесия. Побои только обижают мальчишку и делают враждебным, а вот сдержанная холодность, кажется, его проучила.
Она неподвижно сидела на стуле, сосредоточив взгляд на этой маленькой фигурке, пока Айван быстро и бесшумно готовился ко сну. Звуки ночи — шорох ящериц, ворчание древесных жаб, высокие ноты хора насекомых — беспрепятственно проникали в комнату. Рассматривая его стройное тело — под желтым светом лампы светлое и бархатно-черное в тени, — мисс Аман-да почувствовала, как ее сердце пронзает боль за его сильную, но уязвимую красоту, красоту отрочества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150