Пастору пришло в голову, что, вероятно, мальчик не совсем в своем уме.
— Так ты говоришь, что не получал телеграммы?
—Телеграммы, сэр?
—Да, телеграммы — по поводу твоей матери.
—Нет, сэр.
—В таком случае как ты узнал о нас?
—Мне моя мама сказала, сэр; она сказала, что вы сумеете помочь мне с работой.
—Ты шутишь, мальчик? — Пастор немедленно пожалел о суровости в своем голосе; в конце концов, мальчик пережил такую потерю.
—Шучу, сэр? Что вы имеете в виду?
—Нет, нет, не обращай внимания. Я понимаю, как тебе сейчас, должно быть, тяжело. Смерть близкого человека — это…
—Я понимаю. — Айван даже засветился, начиная что-то соображать. — Нет, сэр. Умерла моя бабушка. А мама, мисс Дэйзи, сказала, что вы сумеете помочь мне с работой, — закончил он с надеждой в голосе.
Пастор Рамсай взглянул на Айвана и призвал себя к терпению. Он не из числа тех, кто радуется страданиям дураков. Но начало знакомства, надо признать, отнюдь не благоприятное. Пастор любил думать о себе как о строгом, но справедливом человеке. Правда, его дух сразу же не принял этого мальчика, но ведь и он — сын Божий. И если не ради Бога, то хотя бы ради той простой и преданной души, какой была его мать… Да, его обязанности ему вполне ясны.
Но даже когда недоразумение прояснилось, все равно реакции мальчика явно недоставало чувства. Понятно, что он обезумел от голода, что жил как зверь, на улицах, что был подвержен Бог знает какой деградации. Но почему же в таком случае он так долго к нему добирался? Под какими греховными влияниями находился? Упрямство и гордыня правят им. Скорее всего, его привела сюда не благодать, а голод и отчаяние. И Бог знает что у него сейчас на душе. Но, как бы там ни было, он здесь, и, значит, нужно приглядеться к нему получше. Бдительность, вот подходящее слово. И дисциплина, дисциплина вкупе со словом Божьим. Он предстал перед ним — не в первый уже раз пастору выпадает честь сразиться врукопашную с самим дьяволом за душу бедного грешника. Да, Айвана привела сюда рука Божья, и он готов принять этот вызов. Если честно, то мальчик вполне достоин уважения, кажется, быстро все схватывает и готов делать то, что ему велят. Твердость и христианский образец — вот что ему необходимо. И пастор Рамсай — как раз тот человек, который справится с этой работой.
Рядом с Молитвенным домом находились два других здания, принадлежавших приходу пастора Рамсая: деревянный домик, одно крыло которого было оборудовано под дортуар, где жил пастор, и мастерская, к которой были пристроены две спальных комнатки. Приход находился на небольшой возвышенности, и только цинковой изгородью и канавой был отгорожен от безбрежного моря деревянных и жестяных лачуг, прозванных Тренчтауном из-за многочисленных сточных канав, отделявших его от остального города. В конце улицы, за углом, из нескольких бетонных блоков был построен Открытый кинотеатр, где каждый вечер молодежь Тренчтауна, которой удавалось наскрести на входной билет, находила короткое забвение от убогой монотонности своей жизни.
Для пастора Рамсая близость кинотеатра, этой «кузницы дьявола», как он его прозвал, и любовь к нему среди молодежи были неким вызовом и источником постоянного раздражения, вечно досаждающей занозой в теле. Пастор регулярно писал письма в газеты, осуждая популярность подобных мест и настаивая на том, чтобы им запрещалось работать по воскресеньям. Он осуждал их с кафедры. Он догадывался, что вряд ли случайно дирекция кинотеатра организует тройные сеансы за полцены как раз в те дни, когда в его церкви причащаются. Иногда он видел в этом испытание, крест, который возлагает на него Господь, дабы проверить его веру и силу характера. Во всяком случае, кинотеатр служил постоянным напоминанием о присутствии и силе врага. И кинотеатр, и саунд-системы, которые гремели своей пульсирующей музыкой греха при восточном ветре, достигавшей вместе с теплым ночным бризом и запахом ганджи Молитвенного дома, омрачали дух пастора, разгорячали его плоть и заставляли вставать в жаркой темноте на колени.
Кому ведомы препоны на пути праведника? Тяжелы они, но он никогда не спотыкался. И хотя spar был повсюду и опекал не только греховодников, которые хотя бы зримы и осязаемы, но и лжепророков, о коих в Библии говорится, что они одеты в овечьи шкуры, но являются волками хищными, он не сделал ни одного неверного шага, ни одного. Хвала Иисусу, Бог ежедневно вкладывает силу в его руки и согревает сердца его спонсоров в далеком Мемфисе; паства умножается с каждым днем, растет ее преданность, и сам пастырь набирается новых сил, аминь. Но за это тоже приходится платить: годы идут, и он чувствует, что становится все менее восприимчив к юмору, все менее расположен к веселью и легкомыслию. И всегда находится место для разочарования, как это бывает, когда трудишься во имя Божье, — ренегатство, дезертирство и предательство того или иного брата. Но все они были посланы к нему затем, чтобы укрепить его, так же как Бог сделал крепче лоб Иезекииля, Священника, сына Бази, которому тоже пришлось бороться с грехами бунтовщиков, оказавшихся такими же жестоковыйными. Когда эти заблудшие Раста твердят о Вавилоне, они и сами не знают, насколько они в своей глупости по-своему правы. Он видел в себе современного Иезекииля, борящегося с Вавилоном один на один. Он чувствовал свое родство с этим крепким несгибаемым пророком, закалившимся на службе у Бога, чья твердость спасла тех немногих, кто сохранил верность Богу. «Оазис», вероятно, не совсем правильное слово для Молитвенного дома и его прихода. Скорее, это укрепленный форт — крепость Божья — цитадель и маяк, сияющий лучом праведности в море греха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150