Тем не менее собаки скалились, рычали и набрасывались друг на друга, на свиней и стервятников, которые тоже дрались с ними за пищевые отходы.
— Видишь наяманов тех! Смотри, какие гордые! — внезапно воскликнула толстуха. Она указала на медленно приближавшихся велосипедистов. Группа состояла человек из сорока, во главе ее ехал старый седой патриарх в одних шортах, его волосы-рафии, развевающиеся вокруг головы, напоминали облако белых змеевидных локонов. Черное лицо с глубокими впадинами глаз, мерцавшими из-под нависших бровей, было обрамлено удивительно белой густой бородой. Иссохшее тело казалось непропорционально маленьким и тонким по сравнению с львиной головой. Позади него двое велосипедистов, столь же впечатляюще брадатых и дредлатых, развернули красно-зелено-золотое знамя с черными буквами INRI и еще одной надписью мелкими буквами, которую Айван не разобрал. За знаменем, в четком строевом порядке, с обрамлявшими их лица дредами и гордым презрением к окружающему, шел бэнд, скандировавший в унисон псалом:
РАСТАФАРАЙ
Да снизойдет на меня
СИЛА ЗАЙОНА
Дальнейшего Айван не расслышал, поскольку велосипедисты скрылись из поля его зрения и слышимости так же внезапно, как и появились.
Это было так неожиданно и впечатляюще, что на лице Айвана мгновенно отразилось удивление. Мужчина по соседству засмеялся, словно реакция Айвана относилась лично к нему, и громко объяснил ему:
— Это гвардейцы Государя Императора — Воины Наябинги, Мужи Дредлатые, Рас Тафари — по-разному их называют.
Так вот на кого похожи растаманы! До Айвана уже доходили неясные и противоречивые слухи о новой секте, объявившейся в трущобах Западного Кингстона. Несколько человек в его районе — хотя никто их всерьез не воспринимал — говорили всем, что они «стали Раста». Айван не был готов к восприятию этой горделивой осанки, неумолимой суровости и явного драматизма их поведения. Неудивительно, что растаманов называют «жутью», подумал он. Бвай, в этом городе сам черт ногу сломит.
— Чо, грязные бандиты эти, — фыркнула толстуха, отнюдь не впечатленная. Она издала презрительный смешок и добавила: — Им бы не мешало на работу устроиться. И волосья свои состричь. Такая голова, если загорится, весь город огнем охватит.
Смех, последовавший за словами толстухи, смутил Айвана и показался ему неуважительным. Было что-то очень странное в группе, которая им только что встретилась, но вместе с тем и что-то гордое и несгибаемое, как у людей из рассказов Маас Натти, его любимых черных воителей. К тому же в них было что-то религиозное, а в его деревне над религией смеяться не принято. Ну-ну, подумал он, окажись эта толстуха с ними лицом к лицу, она бы по-другому заговорила. Женщина улыбалась, довольная своим остроумием. Айван удостоил ее холодным взглядом.
Автобус находился уже в центре города и двигался очень медленно. Пассажиры ерзали и потягивались, предвкушая завершение путешествия. Наконец автобус подъехал к остановке в самом начале Кинг Стрит напротив рынка Коронации и остановился.
Несмотря на все свое нетерпение, Айван вдруг понял, что ему вовсе не хочется вылезать из автобуса и оказаться в пыльном сердце города в состоянии полной неопределенности. Старый автобус стал вдруг его старым добрым приятелем, с которым было совсем неплохо. Айван уже начал узнавать голоса и особенности характеров пассажиров. Даже вздорная толстуха и сумасбродный Кули Ман показались ему теперь опорой, связью с прошлым, с которым так не хотелось расставаться. Пока он ехал, он просто сидел и взирал с недоступной высоты на хаотически кишащие улицы. А теперь, когда нужно было покидать автобус, идти в этот мир и становиться частью столпотворения, он почувствовал себя очень одиноко и тревожно.
Глава 5. Вавилон
Пыль и слепящее солнце словно ударили его. Жар волнами поднимался от тротуара. Айвана окружил шум толпы и громовая пульсация басовых ритмов саунд-системы, стоявшей у магазина на той стороне улицы. Он видел, как подпрыгивают вверх-вниз головы тинейджеров, танцующих возле магазина, и на мгновение ему показалось, что вся улица качается и волнуется в настойчивом ритме музыки, которая управляет ею потоками своей энергии. Даже дородная бабушка, шествовавшая по своим делам, приостановилась и выдала несколько бойких движений, когда музыка приятно оживила ее.
Подхватив свою коробку, Айван вышел из автобуса и оказался среди толпы рыночных женщин и каких-то внезапно возникших молодых людей. Он напряженно наблюдал за тем, как Уже-Пьян вынимает из багажника корзины и коробки. Увидев коробку, похожую на его, Айван ринулся вперед.
—Кажется, это моя, сэр, — крикнул он нетерпеливо и уже готов был схватить коробку, как вдруг его грубо отодвинуло в сторону большое, подвижное тело.
—Умоляю вас, не давайте никакому злодею мои пожитки, сэр, — прокричала толстуха помощнику водителя, не спуская глаз с Айвана.
Смотри, вот мое имя! — и она триумфально ткнула в коробку. — С каких это пор вас зовут Матильда Гатри, сэр? — захотела она узнать, протискиваясь, чтобы забрать коробку.
—Я виноват, извините, я думал, это моя, — объяснил он.
—Да уж, конечно! Упаси Господи, если бы кто-то из молодых бваев что-нибудь своровал, — продолжала зубоскалить толстуха.
Толпа рассмеялась. Айван был возмущен: женщина явно поняла, что с его стороны это искренняя ошибка. Но, постояв немного, он вскоре сообразил, почему торговки так подозрительны к любому человеку. Молодые люди, навязчиво предлагавшие свои услуги в качестве грузчиков и посредников, подбавляли жару в общее смятение, мускулами пробивая себе путь в середину толпы, где требовали багаж от имени их владельцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150