Его дети родились в Англии, и он заметил, что когда у них кролик простудился и умер, они чуть поплакали, а потом вообще об этом Флопси ни разу не вспомнили.Джек заплатил по счетчику плюс двадцать процентов чаевых. И посоветовал Али починить правую тормозную колодку.Али написал на обороте квитанции свой номер телефона и сказал Джеку, что всегда рад ему в своем доме и познакомит его со своей мадам и детьми.Прежде чем Джек выбрался из такси, Али сказал:— Аллах позаботится о вашей мадам, иннит, хоть она и не мусульманка.Джек поблагодарил его и вылез из машины.Премьер-министр лежал на жесткой тесной кушетке в кузове «скорой» и слушал, как санитары и какой-то невидимый мужчина препираются насчет тележки. Время от времени некто, пропахший табаком и лосьоном после бритья, склонялся над ним и бормотал:— Дышите глубже, Эдвина. Премьер-министру нравились запах кислорода и ощущение маски на лице. До чего чудесно, когда тобой так командуют и велят не двигаться. Его одолела дивная истома, и он заснул, сознавая, что, с учетом его статуса пациента, он по крайней мере на двадцать четыре часа избавлен от обязанности выражать мнение, принимать решения и делать заявления о чем бы то ни было.Джек с удивлением обнаружил, что премьер-министр все еще лежит в машине, — он ожидал, что того унесут куда-нибудь в приемный покой, где им займутся врачи. Ему объяснили, что нет свободной тележки и поэтому пациенту лучше побыть там, где она сейчас.Джек отметил, что пол Эдвины под сомнением, и не удивился. Под прозрачной пластиковой маской отчетливо виднелась щетина, помада стерлась, а ноги без высоких каблуков выглядели решительно мужскими, в особенности волосатые большие пальцы.— А нельзя ли вызвать доктора сюда? — спросил Джек.Ему ответили, что один доктор занят в реанимации мотоциклистом, а в травматологии неистовствует мужчина, у которого труба пылесоса засосала пенис, — врач сказал, что они обязаны известить его жену как ближайшего родственника.— Значит, во всем отделении затор, что ли? — уточнил Джек.Он оставил машину «скорой помощи» и отправился искать тележку. Протиснувшись через несколько двустворчатых дверей, Джек оказался в другом мире — приемном покое отделения травматологии.Это была большая, освещенная флуоресцентными лампами комната без окон, через нее проходили люди с повышенным травматизмом, неуклюжие, невезучие и невинные. Они несли в эту комнату свои переломы, ожоги, разрывы, растяжения, порезы, тупую боль, запоры, рвоту, жар, кровотечение, припадки, передозировку наркотиков и апатичных младенцев. Они падали с лестниц и крыш, пили отбеливатель или виски или ничего не пили. Они опрокидывали себе на ноги кипяток, наступали на разбитые бутылки или спотыкались о кубики «Лего» и падали со ступенек. У них была повреждена спина, они забывали принимать противозачаточные таблетки, а их дети глотали разные мелкие предметы. Их посылали сюда участковые врачи и телефонные службы помощи, и никто сюда не рвался, кроме страдающих синдромом Мюнхгаузена.Дверные петли издавали агонизирующий скрип, от которого у Джека зубы сводило.В большой стеклянной кабинке с табличкой «Регистратура» сидели три женщины в серой униформе. Перед каждым окошком стояла короткая очередь. На дальней двери висела табличка «Санитар-диагност». Ряды молчащих людей сидели, ждали и слушали конфиденциальную информацию, которая разносилась по селектору, соединявшему регистратуру с приемным покоем.Выжидая случая попросить тележку, Джек разбирал каракули на белой доске, накорябанные чем-то вроде черного мелка.
Добро пожаловать в отделение травматологии. Время ожидания: Дети — 2 часа. Мелкие травмы — 2 часа. Серьезные травмы — 2 часа.
Джек почувствовал себя оскорбленным — не самим объявлением, хотя оно и вселяло тревогу, а тем, как оно написано. Никто не ожидает, что больница наймет каллиграфа, хотя и ему тут работы наверняка хватило бы, но все-таки, если объявлениям уделять чуть больше времени и внимания, это убедило бы пациентов и сопровождающих, что и во всей больнице такой же высокий уровень обслуживания.Полная женщина у окошка называла свое имя и дату рождения: «Эмили Фарнэм, четвертого — пятого — пятьдесят третьего». То и дело как привидение выл селектор, и люди в приемном покое затыкали уши, спасаясь от шума.— Я с лошади упала… Надо было отпустить поводья, но… Кажется, лодыжка сломана…— Присядьте, санитар-диагност примет вас, как только освободится.Эмили оглянулась в поисках стула и запрыгала к нему на одной ноге — ей никто не помог.Перед Джеком стоял мужчина с поднятой рукой. Рука была замотана в белую наволочку, через ткань сочилась кровь. Мужчина находился в шоковом состоянии и силился вспомнить свое имя и дату рождения.— Есть с вами кто-нибудь? — крикнула регистраторша. Качество связи было ужасное, и вопрос пришлось повторить трижды, прежде чем мужчина понял.— Жена, она машину паркует.Джек оглянулся — ведь должен же кто-нибудь подойти и помочь бедолаге? К окошечку протиснулась пожилая женщина.— У меня в машине отец, он упал и разбил голову. Он хроник, ему восемьдесят, диабетик. Мне его не дотащить.— Вы что, не видите, я занимаюсь этим пациентом! — рявкнула регистраторша.— Но ему восемьдесят. У него диабет. Он головой ударился.— Придется вам самой его вытащить из автомобиля, — отрезала регистраторша.— Но он большой. Мне его не поднять.— «Скорую» надо было вызывать. Тут женщина взорвалась:— Я пять с половиной часов «скорую» ждала! — Она повернулась к мужчине с окровавленной наволочкой: — Я оставила двигатель включенным, а машину припарковала на служебной стоянке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72