п.) для представления информации политикам. В результате в 70-е годы «даже генералы и сенаторы» стали понимать сложные вопросы. В России в 90-е годы «у генералов и сенаторов» отняли даже обычную школьную доску. И самое страшное, что никто из них этой потери не заметил. Когда пытаешься объяснить — не понимают и смотрят на тебя как на чудака.В этом году, быть может, положение изменится — разорилась масса торговцев и рэкетиров. Это люди, которые уже приобрели жесткость социального мышления, но еще не утратили его строгости, полученной в бытность их инженерами и научными работниками. Если потрудиться, из их среды может выделиться слой людей, способных быстро и без потока слюны обдумывать длинные логические цепочки тех сложных проблем, что перед нами стоят. И приходить к четким выводам, с которыми можно решиться пробиваться через огонь.Ради этого стоит потрудиться. А пока что мы только чихаем от дыма и отступаем на пятачок. 1999 Как рыба на песке
Кончается год нового перелома нашей жизни. Пожалуй, важнее 1993 года. Тогда мы лишились последней, уже истлевшей оболочки государства России — но еще была жива раненая страна. Ее телом и кровью мы еще и питались пять лет, догуливали в похмелье. Сегодня всеми овладело тяжелое предчувствие: все, проели последнее. Но воли признать это нет. Жадно хватаем любые политические зрелища, боимся, что завтра НТВ не приготовит нам новой порции бодрящего скандала, чтобы отвлечь от мыслей. Оставит нас один на один с нашей ответственностью перед детьми и внуками. Это было бы невыносимо! Но не надо бояться, Гусинский и Швыдкой не злонамеренны, их персонал усерден. И завтра, и послезавтра мы получим нашу дозу. Так что совесть наша болит тупо, как дырка от вырванного зуба под анестезией.Нас дрессируют умело — иногда даже злят, чтобы проверить, укусим руку хозяина или не укусим. Тихонько рычим, но не кусаем, кусок с руки берем. Хозяин хвалит, за рычание не сердится, оно ему даже нужно, такая у нас служба. Зверь, который ест, но молчит — подозрителен.Я пишу для тех, кто молчит. Кто осознал, что живет в зоне оккупации — пусть и странной, как странной была и война. Осознал — и уклоняется от предписанных манифестаций, которые в назначенный день приходят к комендатуре и плюют в отведенное для этого место.В 1993 г. люди ценой своей крови удержали важный рубеж, ввели режим в негласно уговоренные рамки и замедлили темп разрушения России. Это много, ни одна капля крови не пропала даром. Но это не отвратило гибель. В целом дубина нашего сопротивления оказалась трухлявой, а меч — картонным. Когда подменили меч у наших богатырей, сегодня и сказать трудно. Есть герои, что зовут встать на врага, везущего нашим учителям сухое молоко, с этими картонными мечами.Я пишу не для героев, а для тех, кто выращивает ростки надежды. На плохой земле, среди сорняков, поливая украдкой. Никакая оккупация не вечна, если врагу не удается нащупать и перерезать тайную жилу народа, так что народ исчезает, становится человеческой пылью. Уже тридцать лет идет лихорадочный поиск этой жилы, нас уже искромсали скальпели исследователей, всей их разношерстной лаборатории. Мы сами, понемногу понимая себя, начинаем защищать и растить наше сокровище. Вопрос: успеет ли скальпель нащупать его раньше, чем мы окрепнем?Я думаю, что мы соберемся с силами раньше. Но сколько миллионов обречет на гибель наша медлительность! Сейчас в метро появился новый тип русских старух. Они впервые вышли просить подаяние и не могут заставить себя протянуть руку. Они просто мечутся среди публики и тихо, еле слышно, говорят: «Мне на хлеб надо». Эти умрут быстро, уже нынешней зимой. Публика, не видя протянутой руки и стараясь не слышать их шепот, ничего им не подает.Да и нет у публики уже денег, не прокормить ей лишний рот. Исчезли из метро даже стайки худых, испитых мальчишек. Тех, кто, заработав на перекрестках денег протиранием стекол в иномарках, по вечерам пробегали по вестибюлям и эскалаторам, выдавая каждому нищему старику по десять рублей.Что же значит для нас «окрепнуть»? Это соединить метание наших бессвязных, взаимоуничтожающихся мыслей хоть в слабый поток — в мнение народное. Молекулы воздуха всегда в движении. Но это броуновское, беспорядочное движение. Если бы хоть часть молекул вдруг двинулась в одном направлении, возник бы ветер, сметающий горы. Думаю, что сегодня, пока не совсем еще разрушили нашу память, у нас есть одна основа, на которой мы можем, как на верстаке, разложить в порядке мысли. Это — восстановить в холодном сознании образ того жизнеустройства, на котором еще недавно стояла наша, независимая страна и во многом еще наше государство. Я говорю о том, что выражалось затертыми и почти чужими словами «советский строй». Половина народа еще помнит, какая это роскошь — жить в своей, независимой стране. Даже не то чтобы помнит, а нутром испытывает это почти животное счастье.Верстак, на котором можно упорядочить эти мысли — почти дыба. Честный разговор мучителен для всех. За ним кровь и на ранах, и на руках, за ним вина и излишней жестокости, и излишней любви. И, главное, вина непонимания и умственной лени. Из-за этой лени и умирают наши старики без хлеба, не надо сваливать на чмокающих насекомых. Они всегда заводятся в немытой голове.Разговор мучительный, потому что надо хоть на время отложить в сторону любимые мифы. И те, что вливает нам в ухо патриот Солженицын-Ветров, и те, что вливает в другое ухо рабочий коммунист Анпилов (кличка неизвестна). Трудно и то, что мифы надо отложить в сторону, как негодный инструмент, а не отбросить с чувством, в ярости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144