Слушай – это неважно. Суть в том, что мое подсознание меня провело, нацепило на мою мать красивое лицо и большие сиськи, чтобы я ее захотел.
– Не так уж ты возбудился, если мог закрыть весь член карманным словарем.
– Может, хватит уже про сон этот, а? Лучше б не рассказывал. Я вот о чем. Я читал об этом все – думаю, стану когда-нибудь психологом. Мы все хотим трахнуть своих матерей. Это факт. Это доказано. Но мы боимся желания трахнуть своих матерей, уговариваем себя, что они не сексуальны, – только вот во сне все летит к чертовой матери, когда подсознание сообщает, чего мы на самом деле хотим, и мы раскладываем их, бесчувственных, на кухонном полу.
– Понятно. Так. Знаешь, теперь, когда ты об этом сказал, я вспоминаю, что у меня действительно был один чудной сон несколько недель назад. – Барри начал приходить в себя.
– Какой?
– Я в нем был маленький, в спальне, а мама заходит и начинает объяснять мне французские спряжения. Потом я говорю, что мне нужно пописать, и она относит меня в туалет и держит меня высоко, чтобы я доставал до унитаза, но я не могу нормально пописать. Выходят только маленькие белые сгустки. Я не знаю, что это такое, пугаюсь, но мама добрая, держит меня, все повторяет, что ничего страшного, и я опять пытаюсь. И все равно выходят только белые сгустки.
– Господи!
– Я тогда как-то не подумал, но сейчас...
– Ты тогда как-то не подумал! Ты что – идиот?
– Нет – ну, знаешь же, как бывает. Просто, ну, просыпаешься, несколько секунд думаешь, что ты извращенец, а потом абсолютно все забываешь.
– Черт!
– Ты как считаешь? Это же по-уродски, да?
– Знаешь, как я удивлен? – спросил я.
– Как удивлен?
– Вот настолько удивлен. – Я показал расстояние большим и указательным пальцами.
– На один сантиметр?
– Точнее, вот так. – Я показал снова.
– Два сантиметра.
– Угумс – удивлен на два сантиметра, а это, знаешь ли, не слишком.
– Думаешь, мне ее лучше послать?
– Да разумеется. Ты молод, – значит, ты в выигрыше. Не сидишь в квартире с перекрученной женоматерью, на всю жизнь выращивая психологическую травму совокупления с мамочкой. Господи, еще немного, и ты б оказался в мотеле Бэйтса<Место, где разворачиваются события в фильме ужасов Альфреда Хичкока (1899 – 1980) “Психоз” (I960). >.
– Может, ты и прав. Но я ее любил.
– Кого? Маргарет или мать?
– Маргарет, имбецил.
– Просто уточняю.
– Ты видел ее письмо?
– Конечно – она звякнула мне в Амстердам и попросила проверить пунктуацию.
– Правда?
– Конечно нет, болван. Это называется сарказм. САР...
– Ладно, ладно. Успокойся. Вот, смотри. Он протянул мне письмо:
Дорогой Барри,
Мне никогда в жизни не было так трудно написать письмо. Не думай, что я тебя не люблю. Никогда, ни за что не думай, что я не люблю тебя всем сердцем. Я люблю тебя так же, как своих собственных детей. [Ах-ах!] Но я должна тебя оставить – должна спасти нас от нас самих. [Блевать.] То, что между нами было, – уникально, неповторимо и навсегда останется в наших сердцах. [Ведерко номер два, пожалуйста.] Но так дальше продолжаться не может. Я больше не молода. Хотя меж нами была огненная вспышка, есть другие, более постоянные узы, связывающие меня с семьей, – узы, которые не так легко разорвать.
Любовь к тебе – лучшее, что со мной когда-либо случалось, но и все, что со мной случилось. [Алло? Вы на какой планете?] Есть другие вещи, более серьезные, которые я построила сама, своими руками и руками моей семьи. Эти вещи нельзя снести молниеносным ударом страсти, какой бы огромной она ни казалась. [Верно подмечено.]
Я, может, и ненавижу своего мужа, но я и люблю его, как люблю тебя, но и ненавижу. [Отличное сравнение.] И для меня очень важны, дети – я не могу выбросить их, как использованную бумагу. [Именно, именно.] Есть женщины страсти, храбрые женщины, безответственные женщины; но есть и женщины долга, заботливые женщины, у которых имеются ответственность и обязательства, и я – одна из них. Ты показал мне новую сторону моего характера – ту, которая умеет смеяться, кричать, действовать стихийно, испытывать оргазмы. Но я некоторое время думала и поняла: та, кого ты мне показал, – это не я. Это другая я. Я, которая лжет и притворяется кем-то, кем не является, – по крайней мере, в душе.
Если бы я только могла быть женщиной страсти – но я не она. Я женщина долга. Я целую тебя за все, чему ты меня научил, я хотела бы оказаться более понятливым учеником на твоих уроках любви.
Я умоляла и просила в школе, объяснила, что это была целиком моя вина, и они согласились принять тебя обратно в старший шестой класс.
Что касается меня, то я буду искать работу в другом месте.
Ты всегда останешься со мной в моем сердце. Навечно твоя в любви и смерти
Маргарет.
Я вернул письмо Барри.
– Ты в жизни читал что-нибудь более грустное? – спросил он.
– Нет... ммм... Очень... ммм...
– Трогательно?
– Трогательно. Да.
Глава тридцатая
В тот день, когда я пришел к Барри, самое потрясающее было не то, что ему потребовалось меньше десяти минут, чтобы преодолеть свою любовь к Маргарет Мамфорд, и не новость о том, что его любовница была сентиментальной невеждой. По-настоящему меня изумило открытие, что у Барри имеется сестра. Представляете, какая экзотика? Мне и в голову никогда не приходило – даже мысли не возникало, – я и не думал, что может существовать такой человек. Барри никогда о ней не упоминал, а я не смел предположить, что такая фантастическая, удивительная, достижимая женщина может быть.
Я знаю, о чем вы думаете. Хотите знать, почему человек, предположительно находящийся посреди квазигомосексуального кризиса личности “хочу своего друга”, так заволновался при мысли о сестре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55