Он почувствовал себя неуютно здесь — внизу, под нависающим амфитеатром и рядом с эстрадой, поблизости от ножек секретарши: куда ни направишь глаза, все на что-то наткнешься Приходилось поэтому голову опускать, но он тут же спохватывался, что так невежливо — не смотреть на судей, что опущенная голова может выглядеть знаком раскаяния, — и он резко откидывался назад и снова как будто с готовным вниманием слушал.
Но наступил момент, когда ему стало что слушать и стало на что смотреть, так как начали вызывать свидетелей: первой — Фриду; за нею — Никольского; следом — редакторшу издательства, где вышла книга «Удача» (редакторша взглянула на Арона с ненавистью, его опять укололо болью стыда); потом профессора Карева — «Карев Андрей Валерьянович!» — вызвала судья, и появился импозантный, до мозга костей партиец-интеллигент уже отходящей формации, похожий или на Луначарского или на Бонч-Бруевича — не внешностью, а именно формацией, — Арон мгновенно забеспокоился, вспомнив про Ольгу и ища ее глазами, она должна где-то быть! — где же? где же она, как же бедненькой не повезло! приехать, чтобы попасть на эту неприятность… И тут пришлось ему с изумлением обнаружить, что в зале находятся люди, которых видеть было так странно, как если бы это были давно уже позабытые или даже умершие люди, явившиеся участвовать в делах сиюминутных, но не реальных, что бывает разве в сновидениях, потому что вызван был — кто?! «Пребылов»?! Пребылов! Умора! О чем он будет говорить?
— Найдет, найдет, — тихонько сказал адвокат. — Они тут все не зря. А этот вам тоже известен?
«Этот»?! Этот — это… как? как назвала судья?.. «Штейнман… Александр Эммануилович?!..» Критик Штейнман из «Литературки»! — почтил своим присутствием?! Зачем ему…
— Известен, известен! — с возбужденным шепотом наклонился Арон к адвокату. — Когда-то читал!.. моих стихов!.. рецензировал!.. Хотел литературный институт, на конкурс!
— ну да, ну да! Зачем ему, по-вашему?..
— Понятно, понятно… — пробормотал адвокат и, покачав головой, жирно записал в блокнот: Штейнман.
Финкельмайер еще во все глаза рассматривал проходившего мимо Штейнмана, эту приспущенную волейбольную камеру, его все те же серые, ничуть не поредевшие патлы на огромной голове, — как объявили новый персонаж, и рядом прошел недавний начальник Арона — подтянутый, одетый с иголочки парень, который возрастом был помладше многих из своих подчиненных, но пылом деловых стремлений превосходивший их всех. Арон ему кивнул. Тот подвигал плечом, как отмахиваясь от осы.
И старушка-соседка! Притащилась, болезная. Волнуется — такое в жизни ее происходит! Свидетельствует в суде, да еще в каком — в особенном, в показательном. Бог ее простит…
— Разъясняю вам, что вы обязаны говорить только правду… — заученно заговорила судья, — что свидетели несут ответственность за отказ от показаний и за дачу ложных показаний… порядок предусматривает, что сейчас вы должны покинуть зал суда, поэтому прошу…
Свидетели направились к боковому выходу. Никольский поддерживал Фриду под локоть, рядом с ними разыгрывалась картинка: Штейнман и Карев на ходу обменивались рукопожатием и бормотали друг другу что-то приветственное.
В зале зашевелились, закашляли, и Арон не сразу понял, что его адвокат, встав с места, выступает с каким-то возражением.
— Манакин? — переспросила судья и заглянула в бумаги.
— Есть, есть. Манакин Данила Федотович, так? Но он же иногородний.
— Считаю, что его присутствие совершенно необходимо, — твердо сказал адвокат. — С точки зрения защиты Манакин — один из основных свидетелей.
— На чем основано такое ваше утверждение? — Судья строго взглянула на адвоката.
— Манакин — поэт, член Союза писателей. Его показания должны пролить свет на характер трудовой деятельности моего подзащитного. Как всем здесь понятно, именно этот вопрос будет предметом рассмотрения.
— Предмет рассмотрения нам, действительно, понятен, — иронически согласилась судья. — Что же предлагает защита?
— Ходатайство о перенесении настоящего слушания на более позднюю дату с тем, чтобы Манакин Данила Федотович имел время прибыть в Москву и участвовать в разбирательстве дела в качестве свидетеля.
Поднялся возмущенный шум. Судье пришлось постучать ладонью об стол. Адвокат обернулся к Арону:
— Не обращайте внимания, говорите, как было условлено.
Арону адвокат заранее объяснил, что их ходатайство — отложить судебное разбирательство из-за отсутствия Манакина — будет отклонено. «Нам это нужно только для протокола», — пояснил адвокат. У него был какой-то свой юридический интерес… Но возмущения зала Арон совсем не ожидал, сотни глаз, вперившихся в него, он ощутил всей кожей и с трудом мог встать, когда судья обратилась к нему.
— Н-н… да… я хотел бы…
— То есть вы ходатайствуете? — поторопила судья.
— Совершенно верно, да.
Арон потерянно сел, с облегчением слыша, как зал стихает.
— И насчет второго, — быстро сказал адвокат. — Вы помните? — ничего не известно!
Арон не ответил, даже не кивнул.
— Держите себя в руках! Вы слышите?
— Да-да, я — естественно…
— После совещания на месте, — четким голосом начала судья. Воцарилась тишина. — Посовещавшись на месте, суд решил отклонить ходатайство защиты. Названный защитой Манакин не является жителем Москвы, следовательно,он не может сообщить полезные для нас сведения о том, какой образ жизни ведет привлекаемый к суду.
— Правильно! — удовлетворенно сказали из зала.
— Кроме того, писателей и поэтов среди свидетелей у нас достаточно. Вот по этим причинам ходатайство оставлено без последствий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174