Теперь, простившись с ним навсегда – он, конечно, надеется на нашу новую встречу и рад ей; я же страдаю от того, что не смогу оправдать его надежд, – теперь я имею право сказать об этом. Правда, он всего лишь мастер по выращиванию леса, но он много размышляет над той жизнью, которая его окружает, над жизнью большеносых, и мысли его, без сомнения, верны.
Жизнь большеносых и весь их мир неумолимо движутся к своему концу: таков общий вывод, сделанный мною не только из этой нашей беседы, ставшей естественным продолжением разговора о моих впечатлениях от гигантской кузницы, но и из всех моих здешних наблюдений в целом. Политическое устройство запутанно и создает благодатную почву для корыстолюбия политиков. Общественное устройство в беспорядке из-за того, что никто и ничто не обладает природным авторитетом. Семья как установление тоже почти отмерла. Религия – сплошное суеверие. Уцелела лишь торговля, которая в конечном итоге и определяет ход всех вещей.
Господин Юй Гэнь-цзы рассказал мне следующую притчу. Сам он из крестьян. У его отца был хутор – на равнине, простирающейся к северу от Ба Вай до самого моря. Однажды, получив деньги за хороший урожай, покойный господин Юй Гэнь-старший решил избавиться от старых шкафов и кроватей и завести новые. Так он и сделал, однако старые кровати и шкафы принадлежали еще бабке с дедом господина Юй Гэня-старшего, к тому же были украшены ценной резьбой (у нас бы никто и не подумал избавляться от таких вещей; большеносые же всегда предпочитают новое старому. Однако эту их нелепую привычку я уже описывал, и сейчас речь не о ней). Итак, из уважения к предкам, что само по себе похвально, эти шкафы и кровати не попали ни под топор, ни в печку, а были оставлены в одной из пустующих верхних комнат. Там-то на них и набросились червяки-древоточцы. Получилось так, сказал господин Юй Гэнь-цзы, что эта комната оказалась как раз настолько теплой и влажной, сколько требуется древоточцам для полного благоденствия. Червяки принялись размножаться, а поскольку шкафы и кровати снабжали их достаточным пропитанием, то они росли и размножались все быстрее. Их становилось все больше, и с каждым новым поколением они делались все толще, пока в конце концов кровати и шкафы не были съедены до последней крупинки, после чего эти огромные толстые червяки в одночасье издохли. Именно к этому моменту, к полному и окончательному краху и подходит сейчас жизнь большеносых.
Ход вещей в мире большеносых, сказал я, в конечном счете определяется торговлей. Однако эта торговля – а тем самым и денежная система, и налоги, и государство, и вообще вся жизнь большеносых – может существовать, лишь когда постоянно производится что-то новое, не важно, нужно оно кому-нибудь или нет. Такая экономика, как сказал господин Юй Гэнь-цзы, исправно работает до тех пор, пока рабочие не перестали приобретать повозки дороже тех, которые могут себе позволить. Большеносые живут в долг, они проедают свое будущее. И съедят его прежде, чем оно наконец наступит.
Я сказал тебе, что считаю религию большеносых суеверием? Если да, то я был не прав. Их религия была бы очень хороша – если бы они ей следовали. С ней произошло то же самое, что и с даосизмом. Утонченная философия премудрого Лао-цзы была бы просто прекрасна, если бы люди были в состоянии следовать ей. Учение же великого Кун-цзы, не столь утонченное в теории, оказывается гораздо лучшим на практике – именно потому, что ему возможно следовать. Религия большеносых очень хороша, но они следуют лишь внешним ее заветам, да и это делают слишком поверхностно. Сама по себе она – не суеверие, это они относятся к ней как к таковому. О вере же, которую они исповедуют на самом деле, я уже писал: это – Западное и Восточное учения. Причем «запад» и «восток» здесь следует понимать не в нашем смысле, ибо, противопоставляя запад востоку, большеносые не знают и не ищут середины.
Западное учение гласит, что счастье создается богатством. Обязанность каждого – стремиться к счастью по мере своих сил. Поэтому важнейшей заслугой человека Западное учение считает получение прибыли. При этом человек – чисто теоретически – должен руководствоваться определенными правилами морали. Эти правила могут выводиться как из суеверия, то есть религии, так и из общепринятых представлений о долге и добродетели. Но это теоретически. Практически же стоит прибыли только забрезжить на горизонте, как все моральные правила либо извращаются так, чтобы они не служили помехой, либо же, что гораздо проще, отбрасываются. Так, рассказывал мастер Юй Гэнь, сам столкнувшийся с этим в своем лесоводстве, известно, что уксусный дождь, разъедающий лес, зарождается из облаков дыма, того ядовитого пара, который уже в течение десятилетий, а кое-где и столетий испускают гигантские кузницы, и из тех смертоносных отходов, которые они же спускают в реки. Известны и имена виновных в том лиц. Однако если запретить кузницам испускать яды, они не смогут работать; если они не смогут работать, сократится прибыль (не только для высокопочтенного господина Начальника и таинственных хозяев руководимой им кузницы, но в первую очередь для самих рабочих); если же сократится прибыль, они сочтут, что лишились своего счастья. Поэтому мораль извращается, причем настолько, что даже разговор на эту тему считается неприличным. И вот министр Чжи, тот самый варвар с юга, выходит к народу и заявляет: ничего страшного! Того же, кто осмелится ему возразить, подвергают наказанию или по меньшей мере порицанию.
Самое интересное в том, говорит мастер Юй Гэнь, что министры-то и входят в число этих таинственных хозяев кузниц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95