Он ходил туда-сюда по проходам и говорил о них же.
– Назовем переднюю стену класса отрезком AB, заднюю – отрезком CD. Если я пройду вдоль отрезка BD, при условии, что смогу пересечь класс наискосок и остановиться в точке A, получим мы четное или нечетное количество вершин? Руки? – Ответа не было. И вот он опять движется вдоль ряда, замедляет шаг, останавливается у ее парты. Она чувствует запах шерсти, запах мела и видит уголком глаза пыль на коричневых туфлях.
– Фелида.
Она не знала.
– Четное?
– Разумеется, четное, но я думаю, ты просто угадала. Может, ты пройдешь к доске и нарисуешь чертеж?
И звонок не зазвенит! Она вышла к доске, взяла мел. Что он там говорил, где он там ходил? Сначала у доски. Она провела горизонтальную линию. Потом по проходу. Потом по ее проходу.
Он засмеялся.
– Я же сказал: при условии, что смогу пройти наискосок к точке A. На самом же деле я не смогу пройти к точке A, поскольку мешают парты. Смотри. – Снова рядом, забирает у нее мел, холодные перепачканные пальцы касаются ее руки. Он заговорил очень тихо, но не шепотом, просто понизив голос:
– Зайди ко мне после уроков на пару минут. Мне нужно с тобой поговорить. – Повысил голос, поднял тряпку, стер ее линии и нарисовал на их месте свои. Фелида вернулась за парту, ничего не чувствуя. Вообще ничего.
Когда в три часа она опять пришла в этот класс, мистер Мор стоял у окна и наблюдал, как отъезжают школьные автобусы.
– Знаешь, сколько лет я этим занимаюсь? Девятнадцать – из них четырнадцать в Хорнете. Я приехал из Массачусетса. Я когда-то мечтал о юго-западе. Только думал, все будет по-другому. Но нужно же на что-то жить. Учитель, здесь, в Техасе, ради Христа. Проходит несколько лет, и уже не выбраться. И вот я здесь. И вот ты. Иди сюда. – Отодвигаясь от окна. И опять все то же: перепачканные мелом холодные пальцы движутся по шее, забираются в волосы, тянут вверх, это очень неприятно, он прижимает ее к себе, костлявые руки лезут к груди, ощупывают, потом по ребрам к талии, бедрам, затем под юбку и опять вверх, холодные, перепачканные мелом пальцы лезут под резинку трусов, внутрь, он прижимается к ее ляжке. И ловко отскакивает назад, когда в коридоре вдруг раздается громкий смех и стук каблуков – кто-то из учительниц, каблуки цокают мимо. Фелида подумала, что, наверное, это его жена, миссис Мор, которая преподавала у них в школе машинопись и делопроизводство.
– Послушай, – пробормотал он. – Она уезжает в Остин на конференцию. Приходи ко мне домой. Завтра, примерно в пять. Смотри, что у меня есть. – Он вытащил из кармана – бумажку – развернул, показал. Пять долларов. – Для тебя. Поиграешь на аккордеоне. – Он слабо улыбнулся.
С аккордеона все и началось. Год назад она пришла к нему в кабинет, потому что по средам именно он был дежурным школьным администратором, и сказала, что хочет стать музыкантом, но проблема в ее отце, хорошем, знаменитом аккордеонисте, и в ее братьях, которые тоже играют на аккордеоне, их любят, зовут выступать по всей долине, ее же не замечает никто даже в собственном доме. Отец не признает, сказала она тогда, женщин в музыке, если только они не певицы; петь можно сколько угодно. Она поет всю жизнь, но он не замечает. Она сама научилась играть на аккордеоне, но ей не доверяют инструмент. Она выучила тридцать rancheras . Что же ей делать?
– Такой красивой молодой девушке, как ты, нет нужды беспокоиться о карьере, – сказал мистер Мор. – Но я бы хотел послушать твою игру. Может, дам совет. Я сам когда-то мечтал играть на классической тубе. – Он погладил ее по руке, два легких касания, кончики его пальцев скользнули по тыльной стороне ладони, и Фелида вдруг задрожала.
Побег преступной дочери
За несколько недель до фелидиного quincea?era , Абелардо проснулся багряным субботним вечером после короткой послеобеденной дремы – в трейлере никого не было. Побрызгал в лицо водой, вытерся, припудрил тальком пах, похлопал «Морским бризом» по лицу, шее, плечам и животу. Теперь аккуратно уложить и зафиксировать волосы. Тесные брюки, новые черные носки из гладкого, как шелк, материала, белая рубашка, бледно-голубой галстук, в тон бледно-голубому пиджаку из полиэфира. И, наконец, начищенные туфли. Из зеркала на него смотрел мужчина приятной наружности, крепкого здоровья и ума. Он вернулся в спальню за зеленым аккордеоном – сегодня вечером он должен играть для Бруно, а этому человеку нравился печальный голос и хрипловатый плач старого инструмента. Аккордеона не было ни в шкафу, ни под кроватью, ни в гостиной, ни в кухне. Сердце забилось от страха. Он в гневе бросился в комнату сыновей, и на мгновение ему показалось, что аккордеон там, но это был всего-навсего старый итальянский «Луна Нуова», который он отдал в прошлом году Бэйби. Кто-то из ублюдков стащил зеленый аккордеон, но у Абелардо не было времени бегать по всему городу и ловить гнусных воришек. В конце концов, он взял «Маджестик», но тон не подходил для такой музыки, поэтому, играя, он так сильно и зло давил пальцами, что сломал язычок, и кнопки стали западать.
Он вернулся после полуночи, пьяный и по-прежнему вне себя от злости – однако зеленый аккордеон стоял на полке шкафа. Абелардо достал инструмент и ощупал складки мехов. Деньги были на месте. Остатки страха превратились в ярость. Он ворвался в комнату сыновей, намереваясь вывести их на чистую воду и разорвать на куски. Кровати были пусты. Невероятно конечно, но его могла взять и Адина.
– Вставай!
– Что случилось? – Она вскочила, широко раскрытые глаза силятся разглядеть, откуда пришла опасность.
– Зачем ты брала мой аккордеон? Где ты была?
– Я? Аккордеон?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162