– Точно! – говорит Нэнси. – Прошлой весной Анджеле так досталось на поэтическом семинаре у Магды, что она больше рисковать не хочет.
Вот, значит, какой им представляется Анджела: сочинительницей посредственных эротических стишков. Однако они читали ее стихи, обсуждали на занятиях наименее откровенные, а Свенсон даже наедине с собой стесняется их читать. Разница в том, что им задавали читать стихи Анджелы, а Свенсон делает это по доброй воле. Был бы он поувереннее в себе – гордился бы тем, что искренне заинтересовался творчеством одаренной студентки.
– Так и есть, – говорит Свенсон. – Все мы знаем: когда твою работу обсуждают в классе, приятного в этом мало. Давайте же помолчим и уделим внимание Карлосу.
– Ладно, Тренер. Поехали. За дело. – Карлос откашливается.
Эдди был рад тому, что на дне унитазов не устанавливают зеркал. Иначе бы он видел свое бледное, жирное лицо, растекающееся медузой, похожее на подводное чудище, видел бы ужас, застывший в голубых водянистых глазах, видел бы, как изгибается собственная шея, когда он отхаркивает вонючую воду и молит своих мучителей о пощаде…
Свенсон дает Карлосу почитать еще немного.
– Благодарю, – наконец говорит он. – Это очень смелый рассказ. Действительно смелый. А теперь послушаем, что скажут остальные. Помните, сначала о том, что вам понравилось…
– Что же, – говорит Макиша, – проблема очерчена в самом первом абзаце. Какой идиот станет размышлять о зеркалах на дне унитаза, когда его окунают туда с головой?
– Макиша права, – подхватывает Дэнни. – Чушь насчет зеркал в унитазе – сразу понятно, так описывает этого парня Карлос, а вовсе не о том речь, что парень думает на самом деле…
– На самом деле? – перебивает его Анджела. – Откуда тебе известно, что ты на самом деле будешь думать, когда тебя окунут головой в унитаз?
Давай, Анджела, мысленно подбадривает ее Свенсон. Его бесит благодарный взгляд, который бросает на Анджелу Карлос. Он же раньше на нее никакого внимания не обращал. И в отместку Свенсон не напоминает классу, что сначала положено обсуждать то, что им понравилось.
– Честно говоря… – Когда Мегги говорит «честно говоря» или «лично я», всем хочется бежать куда подальше. – Мне вообще было скучно. Лично я сыта по горло всей этой лабудой о парнях, которые друг друга убить готовы, лишь бы не признаваться в том, что больше всего на свете им хочется друг у друга отсосать.
– Мег, прошу вас! – вступает Свенсон. – Мы же договорились: сначала о том, что понравилось.
– А я, Мег, по горло сыт твоей лабудой, – говорит Карлос. – Если ты и впрямь считаешь, что парни только и мечтают, как бы друг у друга отсосать, понятно, почему ты у нас розовая.
Тут Свенсон ясно, будто на киноэкране, видит, как он в кабинете Фрэнсиса Бентама отвечает на обвинения Мег, заявившей, что именно на его занятиях ее обозвали «розовой». Но не Свенсон же такое сказал. Его вины тут нет. Он чист. Чист!
– Друзья мои! – говорит он. – Уверен, есть способы вести обсуждение, держась в рамках приличия. Хочу всем вам напомнить, что на наших занятиях мы говорим о языке, и некоторые выражения в этом классе употреблять не рекомендуется.
– Как это? – говорит Макиша. – Братья и сестры так и разговаривают…
Свенсон ее игнорирует.
– Клэрис, – в голосе Свенсона слышится тоска, – что вам понравилось в рассказе Карлоса?
– Там есть… несколько удачных пассажей, – снисходит Клэрис. – Мне понравилась последняя сцена. То место, где другой парень – не помню имени – рассказывает про собаку…
– Дуфи, – подсказывает Нэнси.
– Дуфи, – повторяет Клэрис. – Да, точно. Ну вот, мне понравилась его телега про то, как пристрелили собаку, которую переехал грузовик. Понравилось, потому что ясно – он перебирает, даже когда пытается заставить Эдди почувствовать себя этой собакой.
– Этот кусок – про кровь, кишки, мозги – ну просто Квентин Тарантино. – Для Джонелл это никакой не комплимент.
– Слишком уж прямолинейно, – говорит Кортни. – Это сравнение мальчишки с собакой.
– Так и было задумано, – возражает Клэрис. – Но я не верю, что рассказ Дуфи подтолкнул Эдди к самоубийству.
Клэрис опять попала в точку. Концовка совершенно неправдоподобная. Эдди выбрасывается из окна и ломает себе шею.
Джонелл говорит:
– Все получилось чересчур предсказуемым. По заданной схеме. С первых строк ясно, что Эдди это сделает.
– Откуда ясно? – не выдерживает Карлос. – Ну-ка, покажи! Где в первом предложении об этом говорится?
– Карлос, – говорит Свенсон, – прошу вас, посдержаннее.
– Знаете, что я подумала? – говорит Кортни. – Я все пыталась вспомнить, где я такое читала. А потом вспомнила: в кино видела, был такой фильм, там все как в рассказе Карлоса, только про солдат, морских пехотинцев, что ли. Один солдат – глупый, толстый, все в казарме над ним издеваются, он потом застрелился в ванной, а отряд отправили во Вьетнам. Или куда-то еще.
– Это же Кубрик! – говорит Дэнни. – «Цельнометаллический жилет». Один из величайших фильмов всех времен и народов.
– Мне он показался скучным, – говорит Кортни. – Но все же получше рассказа Карлоса.
И тут звенит звонок. Фраза Кортни повисает в воздухе. И Свенсон, мгновенно забыв о том, что должен защитить Карлоса от жаждущих крови однокашников, чувствует, как дрожит пол, – это Анджела под столом перебирает ногами. Пока звенит звонок, он думает только о том, как бы засунуть руку ей между бедер. Он так живо представляет себе это, будто уже щупает ее. И только через несколько секунд понимает, что, слава богу, ничего такого не сделал.
Звонок стихает.
– Итак, – говорит он, – на чем мы остановились?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105