Сначала Уго подумал, что его ищет полиция. В последние дни у многих товарищей были обыски, и кто-то говорил, что «крепыша» арестовали. Уго было замедлил шаг, придерживая тележку, но потом, увидев, что Мачисте моет руки на пороге кузницы, двинулся дальше. Мачисте встретил его холодно. Но ведь Мачисте — человек сдержанный и не стоит обращать внимания на его молчаливость. Уго уже стыдно, что он отпраздновал труса; он ставит тележку на обычное место, напротив горна, и поворачивается, собираясь уйти.
— Подожди, не ходи домой, — говорит ему Мачисте. — Мне нужно с тобой поговорить.
Наклонившись над ведром с водой, он смывает мыло с лица и рук, потом вытирается висящим через плечо полотенцем. Воду он выплескивает на середину улицы. Вернувшись с пустым ведром, Мачисте говорит Уго:
— Сегодня у Каррези была потасовка. Мария ходила на перевязку в скорую помощь.
Уго в эту минуту надевал пиджак; он застыл, натянув один рукав.
— Беппино избил ее? За что?
Внезапно Мачисте вышел из себя. Он поставил ведро на землю и, выпрямившись во весь рост, скрестил на груди руки. Лицо его потемнело.
— Ты что — с луны свалился, что ли? Не только избил, но и орал во всю глотку! Теперь вся улица знает, что вы с Марией поладили. Мария сидит дома с забинтованной головой. А Беппино с утра ушел куда-то, и до сих пор его нет. Как ты намерен выпутаться из этой истории?
Уго уселся на колесо своей тележки и, опустив голову, сжал руки.
— Да ведь никаких доказательств нет, — ответил он. — Мария не такая простушка, чтобы во всем признаться мужу.
Мачисте стоял все в той же позе, как палач у гильотины в ожидании осужденного. Они долго разговаривали, не двигаясь с места. Уго пытался объяснить Мачисте, как все это вышло, начиная с утренних встреч на кухне. «Мария — красивая женщина, а Беппино портит ей жизнь».) Уго всего-навсего подобрал созревший плод. Две недели; назад у них было свидание в той самой гостинице, куда] Нези водил когда-то Аурору.
Мачисте — это Геркулес, — высокий, сильный, и понятия у него простые. Он праведник и моралист, человек! «старого закала», какие бывают во все времена. Терпеливо выслушав рассказ Уго до конца, он говорит:
— Лучше закрыть дверь, чего доброго вернется Беппино и увидит тебя… А тебе еще надо принять решение.
На самом же деле Мачисте решил поговорить с Уго при закрытых дверях.
— Так как же? Как ты намерен распутать это дело? — повторяет он.
Уго еще очень молод и охотно подчиняется голосу своих инстинктов. Он поступал так, как ему подсказывали чувства и страсти, воображая, что они всегда соответствуют голосу рассудка.
— Сегодня утром меня дома не было, — отвечает он. — Я могу сделать вид, будто ничего и не знаю. Сейчас Мария одна, и она расскажет мне, как обстоит дело, а когда Беппино вернется, пусть, если хочет, заговорит cо мной. А будет буйствовать, так я ему разобью морду и уведу Марию. Она меня любит, и я не прочь зажить по-семейному.
Тут Мачисте начинает свою речь. В особо важных случаях язык у него развязывается.
— Для тебя все очень просто, — говорит он. — Конечно, все может произойти именно так, как ты говоришь… Но ты забываешь о Беппино. Он парень беспокойный и будет вас преследовать. Что ж, он имеет на то полное право. Ты впутаешься в скверную историю из чистого хвастовства! Я ведь знаю, для тебя что Мария, что другая женщина — все едино. Разве неверно?
— Пожалуй, что верно.
— Вот видишь! А только нынче за такое бесстыдство, никто тебя не похвалит. Ты, брат, что-то совсем распустился. Я хочу воспользоваться случаем и выскажу тебя все, что я думаю. Ты начал играть в азартные игры, по вечерам пьянствуешь. А самое главное — раньше ты фашистов видеть не мог, а чуть дела переменились — ты уж и о партии забывать стал! Все одно к одному?
Уго собирался оправдываться, по поводу вина, карт и игры в кости, но последнее обвинение вывело его из се-(»я. Он был похож на наказанного мальчика.
— Постой, ведь на собрании говорили, что больше ничего не остается делать! Ты же сам поспешил запрятать брошюры и газеты. Подожди! Когда будут восстановлены «народные смельчаки», я пойду одним из первых, можешь не беспокоиться!
— Да кто тебе сказал, что мы до того времени будем сидеть сложа руки?
— А «крепыш»-то что говорил?
— Это ты так его понял. А по-моему, он говорил, что нужно работать еще больше прежнего. Почему ты не собрал взносы с товарищей с Меркато?
— Я думал, больше уже нет надобности, раз партия демобилизуется!
Мачисте подавил в себе желание броситься на Уго и только крепче сжал руки. Уго, стоявший с опущенной головой, не заметил его порыва и продолжал:
— Да и товарищи с Меркато тоже охладели. Их там осталось только трое: Бове, Маттеини и Паранцелле. Но и они все больше отходят от нас.
— Неправда! Маттеини пришел вчера ко мне и принес деньги, собранные на «Красную помощь» , — возразил Мачисте. — Дело в том, дорогой мой, что ячейка в Меркато больше тебе не доверяет. Время сейчас опасное, а они видят, что у тебя в голове карты да выпивка. А ведь у них у всех семьи на руках.
Уго разозлился; пойманный с поличным, он не нашел иного выхода, как самому начать обвинение, и, защищаясь, воспользовался чужими аргументами. В раздражении он сказал:
— Надоели вы мне — ты и партия! Упустили время, когда многое можно было сделать. Бордига был прав, а вы под предлогом его левачества вставляли ему палки в колеса. А теперь вот фашисты сели вам на голову. Сами виноваты, зачем слушались туринцев Грамши, может быть, и очень умный человек, но чего можно ждать от инвалида!
Тут Мачисте-Геркулес опустил палицу: от удара eго мощной руки Уго отлетел в сторону и свалился на землю
— Вставай и убирайся, — сказал Мачисте, открывая дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136