У меня и без того сердце болит!
В саду Аурора встречалась с отцом Бьянки; он всегда торговал здесь. Его имя Иларионе, но на виа дель Корно псе называли его просто Ривуар! (Прежде в городе был известный француз-кондитер по фамилии Ривуар.) Поставив и корзину со своим товаром на раскладные козлы, Ривуаp садился на скамеечке рядом с Ауророй. Он рассказывал ей, какие новости на виа дель Корно. Каждый день Аурора покупала у него две палочки засахаренного миндаля и просила Ривуара передать привет Бьянке; разносчик отвечал: «Обязательно», — но Аурора была уверена, что он ничего не передаст. Теперь отец Бьянки называл Аурору на «вы».
Своего отца Аурора видела раз в неделю. Он заявил: «К ней я не пойду, черт побери! Но если она хочет показать мне мальчика, так ей известно, на каких улицах я работаю». Во второй половине дня отец Ауроры убирал виа де’Пилястри, сваливая мусор в тележку. По четвергам Аурора приходила туда и проводила с ним четверть часа улице. Отец никогда ни о чем не говорил с ней. Обтерев руки о блузу, он брал на руки малыша и прикладывался своими большими усами к его щечкам. Ребенок улыбался, и мусорщик говорил ему: «Щекочет тебя дедушка, а, малыш?»
Отец запретил младшим ребятам ходить к Ауроре, но они то и дело потихоньку забегали к сестре. Музетта восхищенно взирала на содержимое бельевого шкафа, а Джордано и Палле ждали, когда Аурора даст им хлеба с инжирным вареньем. Однажды вечером Нези заметил, что за сутки съедена почти целая банка. «Ты заболеешь, глупая», — сказал он. Аурора призналась, что угостила братьев. Тогда Нези сказал: «Давай договоримся: я содержу тебя, а не твою семью!» С того дня он, как только входил, тотчас же осматривал буфет. Это унизительное положение в конце концов стало для Ауроры невыносимым. Теперь она ждала вечера, как заключенный — часа пыток. Близость с любовником еще доставляла ей наслаждение, потому что в эти минуты было какое-то наваждение в его ласках, в его голосе. Но ничто больше не связывало ее со стариком Нези, кроме расчета и страха, нет — ужаса! — ведь он мог узнать, что она ему изменила. Да еще с кем!
В январе мешком угля, свалившимся с кучи, Нези придавило ногу. Наступил вечер, пробило восемь часов, и Аурора подумала, что его задержало какое-нибудь дело. Около девяти раздался звонок у дверей, У Нези был свой ключ, и, услышав звонок, Аурора решила, что случилось какое-то несчастье. Пришел Отелло, сын Нези. Остановившись у порога и не глядя на Аурору, он сказал:
— Отец ушиб ногу. Он прислал тебе денег. Придет завтра вечером.
Он протянул Ауроре двадцать пять лир.
— Ты разве не зайдешь? — спросила она.
— Нет. У меня дела. Пока! — И он уже был на лестнице.
И тогда Аурора впервые по-настоящему поняла свое? положение: существовали люди, которых она оскорбила. Да, но разве сама она не была оскорблена? Разве любовник не оскорблял ее каждый вечер? Разве Нези не заставлял ее жить, как пленницу? С тех пор как его шпионку донесла ему, что Аурора разговаривает в городском саду с Ривуаром, любовник запретил ей гулять одной. Теперь ее всегда сопровождала старуха — соглядатай Нези — и она докладывала угольщику даже о мыслях Ауроры.
И все же на свете были люди, страдавшие по вине Ауроры: люди, для которых и она и ее ребенок составляв ли угрозу одним уж своим существованием. Этими людьми были Отелло и его мать. Синьора Нези была так потрясена «связью» мужа, что слегла и не вставала с постели уже седьмой месяц.
В те времена, когда «ангелы-хранители» еще жили в раю детства, они покровительствовали всем обитателям виа дель Корно. Они заступились бы перед господом богом даже за Нанни — самого настоящего уголовника, даже за Карлино, который устроил нападение на Мачисте, даже за Нези, который смачивал уголь водой и подсовывал под чашку весов кусок свинца; они бы посадили всю улицу одесную всемогущего бога отца, сотворившего небо и землю, рядом с Иисусом Христом, богочеловеком. Но синьору Нези они бы низвергли в ад — ногами в кипящую смолу, а головой в горячий пепел.
На виа дель Корно жену угольщика называли «зазнайка Креция». Когда-то она была совсем простая женщина, но богатство мужа вскружило ей голову. Она ни с кем не здоровалась, глядела на всех презрительно и, выходя на улицу, прикрывала нос и рот платком до самой площади Синьории. «Ангелы-хранители» часто играли на лестнице дома номер один, а жена Нези выскакивала и кричала им: «Рано вы начинаете по улице шляться! Прочь с моего подъезда, пошли вон!» Неприязнь, зародившуюся еще и детстве, забыть всего труднее. Как ни была несчастна Аурора, она почти радовалась, что столкнулась именно с Крецией Нези. «Если уж мне суждено иметь врага, пусть лучше моим врагом будет Креция, чем кто-нибудь другой», — думала она. И даже сейчас, когда Аурора знала, что Креция больна и страдает, она не находила в своем сердце ни капли жалости.
С Отелло было по-другому. Еще мальчиком, когда мать повсюду таскала его за собой, он смотрел на «ангелов-хранителей» ласково, словно хотел сказать: «Я вас не гоню. Очень рад, что вы играете у нас в подъезде!» С Отелло девочки всегда оставались друзьями. Когда они стали постарше, Аурора поняла, что нравится ему; это ей было приятно, и она даже подзадоривала его. Но Отелло рос каким-то хмурым, видимо, к женщинам он был пока еще равнодушен.
Став любовницей его отца, Аурора пыталась поговорить с Отелло, но юноша избегал ее. Мысль о том, что на причинила горе Отелло, вызвала у Ауроры угрызения совести. Ей захотелось все объяснить ему, но как это сделать? Между виа дель Корно и Ауророй теперь пролегал целый океан.
Однажды она спросила Нези:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136