Жена говорит, что это от сытости и от пьянства. Начальник нашего отделения уверен, что все оттого, что милицию перестали бояться. И не преминет уколоть при этом, что именно такие, которые разъезжают в форме средь бела дня на детском велосипеде, окончательно подрывают авторитет милиции…Во-первых, велосипед не детский, а складной, «Кама». Дефицит, к тому же, страшный. Очень удобен для работы. Не приходится каждый раз, как садишься, ногу через раму задирать, будто ты кобель… А если у меня, скажем, ноги короткие от природы и шинель? Хоть с пенька или со ступеньки садись…А во-вторых, велосипедом ничей авторитет уронить невозможно. А вот когда у нас на повороте под горкой стоят гаишники в кустах со своим радаром и с помощью дорогой техники трояки сшибают — это авторитета не прибавляет.Или когда пьяный в одном автобусе с милиционером матерные анекдоты дружку рассказывает и гогочет похабным смехом, а милиционер, домой с дежурства возвращающийся, в окошко смотрит и делает вид, что не слышит, — вот тогда вера в милицию у народа пропадает.Народ начинает понимать, что милиционер — не символ справедливого закона, действующий круглосуточно, а такой же обыватель, как и он сам, и так же стремится отбыть свои рабочие часы, а дальше — хоть трава, понимаешь, не расти.А то прямо на моих глазах приходит наша дачница, доктор Гвоздеева, к дежурному с заявлением, что у нее пропал гамак. Она приехала с работы — гамака нет. Ну, дежурный Кутепов с улыбочкой ей и говорит: «А вы к Фомину сходите, у него в сторожке не заперто. Если у него нет, то, считайте, пропало. Мы вашим гамаком заниматься не будем. Тут более ценные вещи пропадают, и то мы ничего сделать не можем… И вообще, — говорит, — как вам не совестно из-за такого пустяка заявления писать, людей от дела отрывать?»Это надо же?! Он ее еще и посовестил за то, что она пришла и попросила его выполнить служебный долг. И улыбнулся, и развел руками, и она вроде устыдилась своих претензий…Она ушла, я ему хотел сказать и вдруг понял, что ему уже поздно говорить. И ей поздно. У нее теперь все довернулось в мозгах и улеглось. Навсегда.А велосипед, к слову сказать, не только вредит, но и помогает. Я ведь на велосипеде везде успеваю. И к магазину, когда Долькин в штатском со своим «дипломатом» из него выходит. А в «дипломате» у него непременно две палки сухой кооперативной колбасы да шпротов пару баночек или лосося, коньяк, вот и считай…Однажды я взял грех на душу, и когда тот в дежурке «дипломат» забыл, я крышечку открыл, да так и оставил. Смотрите, дорогие сослуживцы, и завидуйте.Его минут пять не было, а когда вернулся, и бровью не повел, как те голые в кустах. Защелкнул и пошел.Где же заведующей и Аннушке на Долькина набраться? Я их не защищаю, но ведь им нужно и свое наваривать, и Долькина оправдать. А Долькин им обходится минимум в тридцатку каждой. Чаще раза в неделю он не ходит. Совесть имеет…Однажды Калинычеву за пивом он так и сказал. Вот таким он словом пользуется — «совесть». А чего не воспользоваться, раз оно есть! Правильно говорит, понимаешь. Ведь другие и два раза в неделю приходят…Кого Долькину бояться? Прокурора? Так они вместе с прокурором по субботам в сауне парятся и чай с мятой пьют в целях дальнейшего оздоровления собственных организмов.А прокурор, он человек язвенный, непьющий и неподкупный, и с утра до вечера занят делами, масштабы которых нам, простым смертным, и умом окинуть невозможно. Да разве до старшего ему лейтенанта Долькина, который, к тому же, швейцарское лекарство от язвы через свои многочисленные каналы достает.Начнешь все перечислять — зубы с тоски ноют… Но не это самое страшное. Страшно то, что все на глазах у ребятишек наших делается. Без всякой застенчивости, без оглядки.А ведь будем и мы старыми и беспомощными, а детки займут наши места. Ох и не завидую я всем нам… Вот за деток бы я всех… Тут крапивой не обойдешься! Но возникает законный вопрос: с кого начинать? За кого ни возьмись, он всегда может или на соседа, или на начальника кивнуть.И каждый может задать справедливый вопрос: почему именно с меня начали? Ведь только оглянись, и в любой соседней луже, как сказал классик, найдешь гада еще гаже…Вот так-то, дружок… Тут-то и подумаешь, что Фомин, живущий без паспорта, ворующий гамаки и початые бутылки, чуть ли не ангел.Это как же теперь их мерить? Чем? Количеством украденного? Тогда Фомин точно ангел, даже по сравнению с Долькиным. Я сам не святой. И за мной грехи водятся, но я же их стесняюсь. Я в них раскаиваюсь. Я перед детишками рюмки себе не позволяю, дурного слова. А как же! Как же мне с них потом спрашивать, если я сам себя не соблюдаю! А у меня их четверо.Пир во время чумы! Вот как я это называю. Все живут будто в последний день. Ничего не стоит обмануть соседа… Как же так, думаю, тебе же с ним еще всю жизнь жить! Как же ты ему в глаза-то будешь смотреть?Все живут, как будто завтрашнего дня не будет. Да, я занудствую, да, завожусь из-за мелочи — и так можно сказать. Но только слепец так скажет. Ведь чем пустяковее дело, тем страшнее. В этом-то и весь ужас, что из-за червонца идут на обман, на попрание дружбы, добрососедских отношений.Галина Ивановна, женщина кругозора обширного и характера уже устоявшегося, как-то рассказала, что в соседнем районе целую подпольную трикотажную фабрику раскрыли, миллионами люди ворочали. Так они, когда их за жабры взяли, успевали не трижды, а семижды в день друг от дружки отрекаться, и то ничего. Никто не охает, не ахает, волосы на себе не рвет, в грудь не стучит. Попались — отсидят. А выкарабкался — значит, молодец.— По-твоему выходит, кто ловчее соврал — тот и не виноват?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119