Этого удалось добиться в значительной степени (но не исключительно) путем купли-продажи акции, за курсами которых следил Даунс. Время от времени Авраам Локвуд предлагал ликвидировать те или иные акции, забирал свою часть прибыли, вкладывал деньги в другие ценные бумаги или в недвижимость, а потом ждал, когда Даунс придет к нему с новым предложением. Авраам Локвуд никогда не отказывался вступать с Даунсом в партнерство, но не всегда давал столько денег, сколько тот просил: иногда ему не хотелось рисковать, а иногда у него просто не было свободных денег. Однако вряд ли у него возникали сомнения в том, что Даунс — опытный спекулянт. Десять тысяч долларов, а потом — шестьсот тысяч долларов составляли лишь основной капитал; весь же капитал, принадлежавший партнерам, был гораздо больше. За годы совместной деятельности каждый из них заработал на биржевых операциях более миллиона долларов.
Они с самого начала вместе делали деньги, но наибольшие доходы получали в последние годы, когда отношения между ними стали более прохладными, чем прежде. Даунс не знал, чем объяснить такую перемену, никак не предполагая, что его друг Локи обиделся на грубый выпад Стерлинга против Джорджа. Потом, подумав, решил, что холодно-равнодушное отношение Локвуда объясняется его занятостью другими финансовыми делами, но коль скоро Локвуд продолжал вкладывать в их спекуляции свои шестьдесят процентов, Даунс мог обойтись и без любезностей. Не то чтобы Локвуд был груб, но в последнее время он вел себя не по-приятельски и реже стал встречаться с Даунсом за обедом или ужином. Однажды Даунс решил было сделать дружеский жест и попробовать сойтись с Локвудами ближе (его жена не была знакома с Аделаидой, а сам он видел ее только на свадьбе), но вынужден был отказаться от своего намерения; Марта Стерлинг Даунс и вообще-то не жаловала гостей, а женщину из северной части штата, не умеющую правильно произносить английские слова и, наверно, не знающую, что такое Филадельфийская Ассамблея, тем более встретила бы без восторга. Так что Даунсу пришлось отказаться от мысли об установлении с Локвудом более коротких отношений, и он продолжал встречаться с ним в конторе — либо у себя в Филадельфии, либо у него в Шведской Гавани.
На эти встречи Локвуд обычно приходил с точными данными о состоянии их финансовых дел. «Ты заработал тридцать тысяч, я — двадцать, — сообщал он. — Давай снимем прибыль». Прежде, когда Даунс предлагал подержать акции еще немного, Локвуд, как правило, уступал. Но бывали и исключения: Локвуд мог заупрямиться. В таких случаях Даунс соглашался с ним. До весны 1890 года острых разногласий между ними не возникало.
Когда они встретились в конторе Даунса, Локвуд, не теряя времени, сказал:
— Гарри, давай продадим сахарные акции.
— Зачем? По-моему, они не внушают тревоги. Мы сорвем на них большой куш, Локи. Такого выгодного дела у нас еще не бывало.
— Выходит, мое мнение ничего не значит?
— Конечно, значит. Но на этот раз ты ошибаешься. Ты слыхал о Хавемейере?
— О Хавемейере — нет. Но я знаю об Американском банке и других лопнувших банках, не говоря уже о филадельфийской компании страхования жизни. Я хочу на время выйти из игры. Сам ты можешь поступать как хочешь, но мою долю отдай. Сто двадцать тысяч.
— Не могу, — сказал Гарри Пенн Даунс.
— Почему?
— У меня нет этих денег.
— То есть как?
— Нет у нас никаких сахарных акций. Я тебя обманывал. Я ничего не покупал. Очень не вовремя ты просишь денег.
— Как видно, именно сейчас и время.
— Нет. Прежде я был честен с тобой, Локи, и зарабатывал для нас обоих.
— Куда ты девал деньги?
— А это уж не твое дело, черт побери. Довольно и того, что я признался в мошенничестве. Но я скажу тебе. Я проиграл их в покер.
— Проиграл сто двадцать тысяч в покер?
— Больше.
— Где? Кому?
— В «Юнион лиг». Неважно кому. Хотя при желании ты и это можешь узнать.
— Наверно, могу. Так крупно не часто играют даже в «Юнион лиг». Я не знал, что ты состоишь в этом клубе. Думал, ты — в Филадельфийском.
— Я член Филадельфийского клуба, но, наверно, долго им не пробуду» Я разорен, Локи. У меня есть дом, есть вот эта контора — и все.
— А год назад ты стоил больше миллиона.
— Верно, стоил. И выигрывал в покер. Но потом пошла плохая карта, а я все играл. Причем с игроками, от которых мне следовало избавиться.
— Почему ты не играл с ними в вист?
— Эти люди играют только в покер, в вист не играют.
— Ты хочешь сказать, что проиграл больше миллиона долларов в покер?
— Да, именно это я и хочу сказать.
— Как это можно? Впрочем, конечно, можно.
— Я потерял четыреста тысяч за одну ночь. Потом поехал в Нью-Йорк, где встретил кое-кого из тех же самых людей, и проиграл им еще почти столько же.
— Тех же самых? Ты не имел права играть с ними. Они будут играть до тех пор, пока от них не отвернется фортуна.
— Я имел такое же право играть с ними в карты, как и играть против них на бирже. Не забывай, что было время, когда я обыгрывал их и в покер, и на бирже.
— Сколько же времени ты играл при таких высоких ставках?
— Около трех лет.
— Ты должен был сказать мне.
— Не считал нужным. На твою долю я все равно зарабатывал.
— Знают ли в Филадельфии о твоих проигрышах?
— Думаю, да.
— А жена?
— И она теперь знает. Вот что, Локи: что ты намерен предпринять? За решетку посадить ты меня, конечно, можешь.
— Могу. Только это не поможет мне вернуть сто двадцать тысяч.
— Не поможет.
— Ты говоришь, что разорен. Ну, а дом? Тогда я твой дом возьму.
— Э, нет. Дом я давно перевел на жену.
— Что же, милый друг, получается? Если бы я просто подарил твоей жене дом, ты счел бы это оскорблением, но ведь этого ты, в сущности, и добиваешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167