Прочти надпись.
Он повернул часики и вслух прочитал:
— «Тина, время уходит. П.Х.» Те же слова он мог написать тебе и на простой открытке, — сказал он, возвращая ей подарок. — А это — далеко не простая открытка.
— Верно, не простая, — согласилась она, разглядывая часики.
— Не хочу ни о чем тебя спрашивать, Тина. Будь я проклят, если спрошу.
— А есть что спросить?
— Да, есть. Но я не стану.
— Он хочет, чтобы мы поженились до начала учебного года, — сказала она.
— И ты согласна?
— Кажется, да.
Он засмеялся.
— Кажется, да. А учебный год начинается уже через две-три недели.
— Точнее, через три, если считать от ближайшего вторника.
— Где же состоится бракосочетание, если ты на него согласишься?
— У мирового судьи. Пышной свадьбы в этом году уже не получится, да я и не хотела.
— Могла бы сыграть скромную свадьбу в Шведской Гавани, в кругу двух семей.
Она покачала головой.
— Женятся-то не семьи, папа, а только Прес и я.
— Меня там тоже не будет?
— Боюсь, что нет. Я не скрытничаю. Просто я сама еще ничего не решила. Но когда решу — если решу, — то уеду отсюда. И в следующий раз когда увижу тебя, буду уже замужем.
— И Престон тоже так хочет?
— Он-то как раз и хочет.
— А его родители?
— Родителям он еще ничего не сказал. Я познакомилась с ними со всеми, кроме брата, который в Мексике. Они видели меня, так что, когда их известят о браке, смогут сказать, что знают меня, знают, что я белая, молодая и не такая уж безобразная.
— Я обещал не спрашивать тебя, а сам только и делаю, что спрашиваю, — сказал Джордж. — Но вот единственный, в сущности, важный вопрос: почему ты никак не можешь решиться?
— На этот вопрос столько ответов, что я не знаю, какой из них правильный. Какой настоящий.
— Значит, я не так сформулировал свой вопрос. Ты его любишь?
— Нет.
— Потому что боишься полюбить?
— Возможно. Ты думаешь, меня смущает то, что случилось со мной за границей?
— Я этого не сказал, Тина. Я лишь спросил, боишься ли ты полюбить его.
— Я не боюсь любви, папа. Я просто его не люблю.
— Тогда на чем же будет основан ваш брак?
Она помолчала.
— На общности взглядов. Дружбе. Товариществе. Чувстве солидарности.
— Так я и думал. Этого я как раз и боялся.
— Чего боялся?
— Ты сама знаешь, Тина. Давай говорить честно, нас никто не подслушивает. Я целиком за этот брак, если ты его хочешь, но ты должна звать точно, на что идешь.
Она улыбнулась с довольным видом, чего отец никак от нее не ожидал.
— Молодец, папа.
— Я — молодец?
— А он все гадал, помнишь ли ты. Оказывается, помнишь. Он так и думал, но не был до конца уверен. Я была убеждена, что помнишь, потому что ты никогда ничего не забываешь.
— Не задавай мне загадок, барышня.
— В первый раз, когда Прес был здесь, он рассказал тебе о своей дружбе со школьным преподавателем физкультуры.
— Рассказал. Не мог же я этого забыть.
— И ты, естественно, решил, что это — не простая дружба.
— Да, решил.
— Ты был прав. Прес вступал в связь как с женщинами, так и с мужчинами. Уже с мальчишеских лет. И Прес не знает, излечит ли его наш брак.
— Я могу сказать тебе, Тина. Не излечит, если ты имеешь в виду гомосексуализм. Поэтому ты и боишься выходить за него? Или колеблешься?
— Нет. Наша дружба как раз на этом и зиждется. У него своя проблема, а у меня была своя. Была и осталась.
— У тебя-то что за проблема? Ты же не лесбиянка.
— Нет. Назову ее деликатно: неразборчивость в связях.
— Один-два романа в Европе, — сказал отец.
— Ха-ха.
— Тебе же всего двадцать шесть лет. Не понимаю, что еще может означать эта твоя «неразборчивость в связях».
— Не для разговора за завтраком, папа. За всю жизнь у меня был только один настоящий роман — с путевым обходчиком. Единственная связь, длившаяся достаточно долго, чтобы назвать ее романом. Вот почему я так расстроилась, когда она порвалась. Думала, что нашла человека, который не даст мне превратиться в шлюху, но я все равно превратилась, и он меня бросил. Помнишь, я говорила тебе про оперную певицу, муж которой постоянно пьяный? Так вот, меня застали с ним в постели. Причем я была почти уверена, что застанут, и все-таки легла с ним. Если бы я находилась за границей, папа, и жила среди этих людей, то была бы одной из многих. В Соединенных Штатах, где меня, по всей вероятности, будут окружать люди иного сорта, я выгляжу как женщина с клеймом.
— Женщина с клеймом, — повторил отец. — К тому же не с одним.
— Да, не с одним.
— Я не имел в виду только твой характер.
— Я тоже. На внуков от меня не рассчитывай, папа.
— У тебя был аборт?
— О, это бы еще ничего. Я схватила дурную болезнь, поэтому меня и оперировали. Дядя Пен об этом знал, и тетя Уилма знала. Дядя оплатил все расходы. Наверно, поэтому он и оставил мне эти деньги — наличными. Ты ошеломлен. Я по лицу вижу, что ошеломлен. — Она протянула руку через стол и коснулась его руки. — Отпусти меня за границу, папа.
Он покачал головой.
— Нет.
— Если скажешь «уезжай», то я уеду. Иначе выйду замуж за Преса.
— Он обо всем этом знает?
— Почти все. Самое худшее я ему сказала. Да ему и о себе было что рассказать.
— Я думаю, — согласился отец.
— Большинство людей вступает в брак в надежде на что-то хорошее, светлое. У нас же нет почти никаких надежд.
Он погладил ее по руке.
— Не заблуждайся насчет большинства. Бывают случаи и похуже.
— Ты уже не радуешься браку так, как несколько минут назад?
— Не знаю, — ответил он. — Не было времени подумать. Но отправлять тебя за границу я, во всяком случае, не собираюсь. И не пытайся перекладывать это на мои плечи. Тина. Будь твой дядя Пен сейчас жив, он бы знал, что ответить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167