Грузовик остановился у врытого в землю некрашеного столба. Тут стоял часовой, и они предъявили документы.
— Отсюда пойдем пешком, — сказал Тэп. — Дальше запрещено пользоваться транспортом. Опасность бомбежек.
— Что они говорили, когда отказывались принять ее в лагерь?
— Они говорили только, что она не англичанка, — ответил Тэп.
— А где остальные греки?
— Их отправили в другой лагерь. Старый амбар или что-то в этом роде.
— Это мы умеем, — тихо сказал Квейль.
— Что?
— Ничего.
Они шли теперь по краснозему к видневшейся невдалеке оливковой роще. Жидкая листва отбрасывала на землю сеть теневых пятен, и при каждом порыве ветра цвет почвы менялся. Скоро из тени выступили квадратные палатки лагеря. Они были беспорядочно разбросаны под более высокими оливами, рассеянными по всей роще. Среди палаток бродили женщины. Некоторые загорали, сидя на разостланных одеялах. Тэп повел Квейля дальше. Подходя к красной палатке, они услыхали доносящийся откуда-то детский смех.
— Пришли, — сказал Тэп. И крикнул: — Вы здесь, Елена?
— Это вы, Тэп?
— Да.
— Я сейчас выйду.
— Скорей.
Ответа не было, но через несколько мгновений Елена появилась на пороге палатки. Она наклонилась, чтобы пройти под пологом, и волосы ее, освещенные солнцем, упали ей на лицо. Она выпрямилась и поспешно откинула их назад.
— Глядите, — воскликнул Тэп, указывая на Квейля, но она уже увидела его.
— Хэлло, — сказал Квейль.
Она быстро поцеловала его в губы, и он почувствовал на шее теплоту ее руки.
— Когда ты приехал? — спросила она.
— Часа два тому назад.
— А как?
— Прилетел.
— Вот что, — сказал Тэп. — Я вас оставлю. Мне надо переменить повязку. Ты можешь вернуться на любом грузовике, который встретишь по дороге, Джон.
— Ладно, — ответил Квейль.
Тэп весело кивнул Елене и ушел, насвистывая песенку о Муссолини, которую Елена пела тогда на грузовике. Квейль опять вспомнил Макферсона и подумал, не эвакуировался ли он на Крит. Надо будет расспросить о нем. Квейль посмотрел вслед Тэпу, потом обернулся к Елене.
— Я рад, что у тебя все в порядке, — сказал он.
Она улыбнулась в ответ, и он почувствовал ее улыбку всем телом, как чувствуют солнце.
— Здесь совсем спокойно.
— Да. Ты занимаешь одна всю палатку?
Елене хотелось посмеяться над его новой неловкостью. Но она заметила усталость в его глазах и морщины на лбу. Она пристально взглянула на его черное лицо и подумала, не болит ли оно, так как кожа по краям ссадин набухла.
— Нет. Там еще одна англичанка.
— Что у меня на лице? — спросил он, заметив ее взгляд.
— Ничего. Не болит?
— Нет. А что?
— Мне кажется, струпья скоро спадут. Похоже на то.
Он поднес руку к лицу и стал ощупывать струпья. Она удержала его:
— У тебя руки грязные. Не надо.
— Красивое зрелище, а?
— Теперь ты сам начинаешь беспокоиться?
Он улыбнулся, и она опять заметила в его глазах усталость.
— Погоди. Я сейчас принесу что-нибудь постелить, и мы сядем на солнце.
Она сходила в палатку, принесла одеяло и расстелила его на земле.
— Там все кончено? — тихо спросила она, когда они сели.
— В Греции?
— Да.
— Думаю, теперь кончено. Эвакуация, наверное, еще продолжается.
— И немцы всех выпустят?
— Не знаю. Не думаю.
— А что будет дальше?
— Здесь ничего особенного. Но, может быть, они вторгнутся в Англию. Может быть.
— Ты думаешь, они могут завоевать Англию?
— Нет.
Квейль лежал на одеяле. Вдруг он встал, потому что солнце было уже низко и тени перебегали по ним.
— Давай походим, — сказал он.
Она поднялась, и они пошли по краснозему, в уютной тени. Когда они вышли из рощи, Квейль помог Елене перейти через канаву, и они пошли по дороге в предзакатных солнечных лучах.
— Ты скоро должен отправиться в Египет? — спросила Елена.
— Не знаю, жду приказа.
Он смотрел на убегающую вдаль дорогу.
— Здесь тепло, — прибавил он. — В прошлый раз я приземлялся на другом конце острова. Там холодней.
— Когда ты был там? — спросила она.
— Когда летел в Грецию. Перед тем, как мы встретились с тобой.
— И эти маленькие самолеты полетят в Египет?
— Да.
— Значит, и ты полетишь?
— Думаю, что да. Впрочем, его могут оставить здесь.
— Кого?
— Мой «Гладиатор». Это последний.
— А где остальные?
— Их сбили вчера.
— Мистера Хикки и еще кого-то?
— Ты его не знаешь… Да, Хикки.
— Я не знала. Как мне жаль его.
— Ничего не поделаешь.
— И ты тоже был в бою?
— Да.
— Как мне жаль мистера Хикки.
— Да, — ответил он. — Хикки был хороший парень.
— Ты давно его знал? Он ведь был старше всех.
— Он был лейтенантом авиаотряда, когда я только прибыл в эскадрилью. Тогда мы и познакомились.
Наступило короткое молчание. Они шли по каменистому склону. Квейль помог Елене перебраться через трещину в скале.
— Хикки был тогда порядочный сумасброд, — сказал он, спускаясь со скалы и расстегивая куртку.
— На вид он был очень сдержан, — возразила Елена, садясь у подножья скалы.
— Это только на вид. Погляди, как птицы дерутся.
Он указал на чаек, круживших возле горного обрыва: одна гналась за другой, всячески старавшейся увернуться.
— Как здесь хорошо, — сказала Елена и подвинулась к Квейлю. Он лежал на спине.
— Тепло, — сказал он. — Потому и хорошо.
— Я всегда думала, что англичане любят холод.
— Некоторые, наверно, любят, — ответил он. — Но я предпочитаю солнце.
Она понимала, что разговор не клеится, потому что он все время думает о происходящем. От этого у него и усталость в глазах, и морщины на лбу. Она ясно видела, что он полон беспокойства под впечатлением всего, что ему пришлось пережить. Она не старалась отвлечь его от этих мыслей, хотя ей очень хотелось его тепла;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119