Должен признаться, я мало понимаю, что означают чуть ли не ласковые выражения их симпатии. А потом вдруг такие вот на редкость агрессивные шоу. Я не понимаю, что они хотят этим сказать.
И вообще, хотят ли они мне что-нибудь этим сказать?
И какая замечательная девочка эта Надя.
Ну хватит, ты давно меня убедил. Больше никаких жалких учительских причитаний, обещаю тебе. Как обещал и себе вчера вечером на пробежке, и ведь в конце-то концов сработало.
Итак, слушай, я бежал, и оно срабатывало. Как будто тело функционировало совсем без моего участия. Собственно говоря, в мозгу крутилась только некая банальная история, я выступал в ней на заднем плане, в общем-то даже не выступал. Разве что просто как наблюдатель некой процедуры с более или менее предсказуемым развитием. Как будто собирался прочесть в газете очередную статью на известную тему. Новый феноменологический материал. Один странный случай из множества странных случаев, которые ставят в тупик даже тебя.
И как будто Надино лицо всего лишь лицо какой-то девочки.
А потом я отвлекся от этого, так сказать, чтения. Дорога нырнула в лес, и стремительно надвинувшаяся темнота застала меня врасплох. Ноги утопали в бездонной черноте. Да плюс к тому пронзительные ухающие вопли птиц в последние минуты перед окончательной победой тьмы. Но испугал меня даже не этот резкий переход — к подобному я уже успел привыкнуть. А то, что в темноте я сразу вспомнил об убийстве, совершенном полтора года назад здесь в лесу, совсем неподалеку. В газетах писали, что пожилую супружескую пару, которая собиралась переночевать в своем жилом автоприцепе, застрелили в затылок, инсценировав форменную казнь, и преступление до сих пор не раскрыто. То есть мне поначалу как-то не пришло в голову, что я вдруг оказался в том самом месте. Я увидел, что бегу, кашляя и задыхаясь, петляю по лесу, чертыхаюсь, теряю последние силы, ползу на четвереньках по земле, слышу за спиной дыхание убийцы, но я уже давно добрался до более светлого участка, где ты словно в соборе среди высоких сосен. Вдыхая запах смолы, хвои и недавно опавших листьев, я понемногу успокоился. Не просто успокоился, а в самом деле почувствовал себя так, словно только что избежал смерти. Понимаешь, я почувствовал, что выжил, что победил.
А дорога уже снова вела наружу из тесного леска. Но я еще постоял под деревьями. Обычный маршрут привел бы меня теперь на вершину, я бы спустился по ту сторону холма и почти у самой деревни повернул обратно. Я сделал несколько взмахов руками, приседаний и глубоких вдохов. Лесной воздух был прохладным и пряным. На фоне серо-фиолетового закатного неба я заметил силуэты нескольких коров, стоявших перед закрытыми воротами загона на гребне холма. Следуя внезапному импульсу, я свернул направо на какую-то боковую тропу, заброшенную просеку с глубокими, рыхлыми, вязкими колеями. Описав большой полукруг, она привела меня обратно в лес. Теперь я думал только о том, как, прыгая между рытвинами, не угодить в глинистые ямы и в заросли крапивы. Через некоторое время начался подъем, тропа становилась еле заметна, я снова смог оглядеться.
В этой части леса я еще не бывал. Пробежав трусцой метров двести-триста, я оказался на поляне, а тропа окончательно исчезла в высокой траве. Я остановился, несколько раз повернулся. Быстро, задыхаясь. Из подмышек по бокам в складки жира на животе градом катился пот. Только теперь я сообразил, что уже очень темно, птицы умолкли. На небе уже показались первые звезды. Плыть, подумал я, плыть, я чувствую себя так, будто плыву, потому что развожу руками, пробираясь к поваленному дереву, торчащему из кустарника посреди поляны. Я уселся на ствол и стал разгадывать, в каком направлении может находиться город.
Ты только представь себе, ведь я и в самом деле заблудился. Сижу на поваленном дереве посреди ночи, потею в своем идиотском спортивном костюме для бега трусцой. Сбился с дороги, как в сказке братьев Гримм, и это в конце двадцатого века. Я воображал, как тычусь наобум в этом мраке, как застреваю в колючих зарослях ежевики, как ветви хлещут меня по лицу и бьют по лодыжкам. Короче, я действительно испугался.
Но вместо того, чтобы серьезно заняться решением проблемы, отнюдь не решаемой философскими раздумьями, я тут же принялся во весь голос проклинать некий фантом, обвиняя его в моей хреновой и анекдотичной ситуации. А фантом сей — это был ты, мой милый.
То есть я, разумеется, понимал, что мои проклятия не по адресу. Упрекая тебя в своем унизительно отчаянном положении, я вполне отдавал себе отчет, что так мне и надо, и поделом. Я извращенец, ты видишь меня насквозь. Буквально это я и орал на весь лес.
«Я извращенец, а ты ясновидящий. Для тебя мир — открытая книга. Вся хитрость, как известно, в том, чтобы уметь ее прочесть».
Да, казалось, я бесконечно долго сидел на этом поваленном дереве, все больше приходя к выводу, что ты откровенно злорадствуешь при виде моего унижения, что ты его желаешь. Ты циничный триумфатор, я шут гороховый. Я как бы глядел на себя твоими глазами. Говорил твоими устами. И разразился твоим громогласным хохотом. В конце концов я отвлекся от того позорного зрелища, которое сам себе являл. Развалился между двумя замшелыми корнями и принялся разглядывать ночное небо в поисках тех немногих созведий, которые знал. Большая Медведица, Орион, Малая Медведица. Я закрыл глаза. Ничего не помогало.
Я что хочу сказать — я ведь, собственно, хотел вытравить из головы эти картинки, то есть Надю, то есть тебя. Ты торчишь там иногда, как осточертевшее привидение, а вчера я целый день видел перед собой твою издевательскую ухмылку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79