Его одеяние совершенно не вязалось с рассказом о подкатах, пасах и блокировках, но я решил, что он прекрасно справился. Все читали хорошо, словно на репетиции. Иногда голоса звучали неуверенно, иногда пациенты несли что-то бессвязное, но в общем и целом они выступили просто замечательно – даже лучше, чем многие авторы, имеющие склонность к публичным чтениям.Кок прочел короткий и действительно очень сложный отрывок с многочисленными каламбурами и анаграммами, который напоминал то ли аллитерационную поэзию, то ли сюрреалистическую глоссолалию. Получилось отлично. Его выступление даже вызвало пару смешков. Затем Черити прочла отрывок об убийстве в монастыре на сексуальной почве. В каком-то смысле это был тест. Я уговорил ее пропустить самые кровавые куски, да и само сочинение мало чем отличалось от того модного направления, которое в наши дни выдают за серьезную литературу, но в те времена подобная тема запросто могла шокировать приличную аудиторию. Но Черити тоже справилась. Она была хороша. Возможно, кое-кто из слушателей и был шокирован, возможно, кое-кто подумал о неуместности такого отрывка, но, когда Черити села на место, стало очевидно, что аудитория на нашей стороне. Половина программы осталась позади, и я позволил себе расслабиться.Я знал, что само выступление – только часть дела. Не меньше меня волновал и вопрос, как поведут себя пациенты вне сцены, после того как покончат со своим отрывком. Не сочтет ли Черити этот момент самым подходящим, чтобы продемонстрировать свое богоданное тело во всей красе; не решит ли Карла побаловать себя неистовым приступом идиотизма; не втемяшится ли в голову Андерсу, что кто-то из слушателей не так посмотрел на него? Но они сдержались. Они не отступили от сценария. Вечер явно удался.Чарльз Мэннинг выбрал скучноватый рассказ о бомбардировке Лондона, но меня это устраивало. С этим я был готов смириться. А Карла, как сама и просила, зачитала “интересные факты” – о подводных лодках, об изготовлении гобеленов, о дикой природе Кении. Эта фактология тоже навевала скуку, и я опасался, что Карла, дабы оживить шоу, примется вопить или корчиться на полу, но нет – она читала с каким-то удивительным очарованием, словно ведущая хорошей детской телепередачи, в которой не заигрывают со своими зрителями. Потом опять пошли секс и насилие – Макс лишь чуточку заплетающимся языком прочел кошмарный отрывок о белых рабах, и я вновь понадеялся, что никто из публики не оскорбится.Конец был уже виден – точнее, слышен. Байрон читал последний рассказ – я разрешил ему прочесть исповедь человека, утверждавшего, что он сбросил бомбу на Нагасаки. Отрывок этот казался мне удачным завершением программы, к тому же вряд ли кто-нибудь подумает, будто признание – подлинное. Выступление закончилось, и слушатели искренне и горячо захлопали. Получилось! У меня слезы навернулись на глаза. Я бегом вернулся в кабинет, чтобы застать триумфальное возращение пациентов.Они были взволнованы не меньше моего.– Зашибись мы им вмочили! – крикнул Андерс, когда больные ворвались в кабинет.Я вдруг обнаружил, что меня обнимают и целуют, мне пожимают руку; а из лекционного зала доносился приглушенный голос Линсейда – он снова расхваливал себя.Опять раздались аплодисменты, в дверь просунула голову Алисия и сказала, что пациентов вызывают “на поклон”. Дважды их просить не пришлось, но тут случилось непредвиденное: Чарльз Мэннинг, Андерс и Морин схватили меня и потащили с собой. Я упирался, вырывался, пытался отстоять свою природную, пусть и несколько чрезмерную, скромность, но к ним присоединились остальные. Всей толпой они навалились на меня, скрутили и внесли в зал, словно свой талисман.Меня усадили лицом к слушателям. Я опустил голову, но было слишком поздно. Реймонд уже говорил:– Человек, которому мы обязаны всем, наш пилот по турбулентным небесам… Грегори Коллинз!Снова грянули аплодисменты, и я понял, что это конец. Долее скрываться было нельзя. Я поднял лицо – навстречу обращенным на меня взглядам. Громче всех аплодировал доктор Джон Бентли. Лицо его исказилось от проказливого, озорного ликования.Я не знал, что будет дальше. Что сделает Бентли? Как он меня уничтожит? Я чувствовал себя тряпичной куклой. Какое-то время не происходило ничего особенно драматичного. Меня увлекла толпа: из лекционного зала все двинулись в столовую, где Кок устроил обязательный в таких случаях фуршет. Идея заключалась в том, чтобы пациенты и гости могли неформально пообщаться, прежде чем Линсейд объявит вечер законченным и гости погрузятся в свой автобус. Катастрофа мне грозила еще во время выступлений, но тогда я не знал, чего ждать. Теперь же, когда Бентли меня увидел, я более-менее понимал, какого рода ужас мне уготован. Я считал, что это вопрос времени.В полном соответствии с тезисом, что человек не может предвидеть, как он отреагирует на стресс, я обнаружил, что топчусь у столика и запихиваю в себя безликие и безвкусные сандвичи. Приговоренный к смерти наложил себе целую тарелку еды, в основном белого хлеба, намазанного неизвестно чем. Неожиданно я заметил рядом Черити и Андерса. Они внимательно смотрели на меня.– Голод на нервной почве? – спросила Черити.Я прекрасно понимал, что произношу крайне нехарактерные для себя слова:– Черити, что бы ни случилось, как бы все ни повернулось, поверьте – я сделал все, что мог.Выслушав эту дешевую сентиментальность, Андерс фыркнул. Взгляд Черити, как я и ожидал, сделался озадаченным. Они не понимали, о чем я, но в больших глазах Черити медленно нарастало беспокойство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111