— Почему бы тебе не позвонить отцу и не спросить об этом?
— Отчего же ты не позвонишь ему?
— Потому что я звонила ему раз пятьдесят, с тех пор как он уехал, и оставила около пятидесяти сообщений, но он ни разу мне не перезвонил.
— А письма?
— Каролина поддерживает с ним связь. Она снабдила меня адресами, и я воспользовалась ими, но он мне так и не ответил.
Я глубоко вздохнул.
— Наверное, он думает, что мама симулирует свое состояние.
— Гейб, я ему звонила и писала. И знаешь, что я думаю? Что он просто подлец и мерзавец.
— Кейси, но ты же все-таки о моем отце говоришь!
— Да, Гейб, я говорю о твоем отце. Если ты будешь честен перед собой — а я знаю, что ты человек благородный и не станешь обманывать себя, — то ты поймешь: прислать несколько писем из Массачусетса, Иллинойса или из Нью-Гемпшира за пять месяцев… Вряд ли это соответствует образу хорошего отца.
— Тем не менее, он остается моим отцом.
Я не знал, как себя вести в подобной ситуации: разозлиться или сделать вид, что ничего особенного не происходит. Я разделял настроение Кейси, однако почему-то ощущал потребность защищать Лео. Я не мог объяснить причину такого поведения, но, наверное, я бы не хотел оказаться в роли съедающего чужие грехи.
— Да, он все еще твой отец, но он должен звонить вам. Он обязан поддерживать с тобой связь, каждый вечер звонить Аори и желать ей спокойной ночи, а не присылать коробку с каким-то дурацким желудем. Сколько раз он звонил?
Я не мог вспомнить, было это три раза или два. Единственное, что я помнил: однажды, когда звонил отец, меня не было дома, потому что я был с Тиан. Она вскоре уезжала на родину. Если бы мне и хотелось с кем-нибудь поговорить в тот момент, то только с ней, а не с Лео. Лео вернется, чтобы снова жечь ароматические палочки в ванной. Может, он начнет потом уговаривать всех нас отправиться в далекие земли, где царят счастье и покой. Я не хотел никуда уезжать. Во-первых, из-за бабушки и дедушки Штейнер, которые чувствовали себя потерянными в галактике, а во-вторых, я не мог уехать, так как впервые в жизни ощущал себя нормальным подростком. Моя мама могла бы теперь жаловаться на меня своим подругам, как на любого другого ребенка переходного возраста: «Знаете, я почти никогда не вижу его. Его и дома-то не бывает». (Если бы мама заметила перемены в моей жизни…) Вы не поймете, что такое чувствовать себя среднестатистическим парнем, если до этого вы не вписывались в норму. Тиан знала, что мне необходима особая образовательная программа, но она спокойно относилась к этому. Она представила себе, что моя проблема может быть сравнима с ее, когда она изучала английский как факультативный. Когда мне было трудно подобрать слово, она смеялась, и ее смех звучал подобно колокольчику, потому что Тиан вспоминала, как ей в свое время было сложно найти нужное слово, чтобы выразить мысль по-английски. Она не приписывала особенности моего восприятия тому, что я такой странный от природы. Нет, она просто этого не замечала.
Я знал, что вскоре нам предстоит расстаться. Если она уедет, для меня в жизни наступит очередная бесцветная полоса. Но об этом позже. В данный момент я счастлив. У меня есть Тиан. У меня, Гейба Штейнера — парня, который учится по индивидуальной образовательной программе. У меня есть девушка, которая выглядит как телезвезда, дружить с которой хотели бы все парни, а еще она умная и добрая. А еще она такая маленькая, что я мог бы поднять ее на руки и держать в своих объятиях долго-долго.
Я был влюблен. Я знаю, что можно по-настоящему влюбиться даже в таком возрасте. Для меня влюбленность в Тиан означала большие перемены в жизни, потому что она вернула мне самоуважение. Я и представить себе не мог, что такая изысканная девушка, как она, могла разрешить мне прикоснуться к ней. Я навсегда запомню запах ее кожи и свои руки, нежно скользящие по ее груди.
Я словно очнулся ото сна. Мне уже не хотелось впасть в спячку и проснуться лет в двадцать пять.
Время складывалось так, что я меньше всего испытывал желание взваливать на себя проблемы, которые обрушились на нашу семью. Мне было бы очень сложно разделить с мамой ее трудности. Знаю, что говорю очень некрасиво, однако это правда.
Но я посмотрел в лицо Кейси и понял, что у меня нет выбора. Она была похожа на воительницу или на какую-то грозную богиню. Выражение ее лица однозначно говорило о том, что в случае неповиновения меня ожидает суровое наказание. Я знал, что сопротивление бесполезно.
— Она редактирует и почту тоже. — Я обреченно вздохнул и обратился к Кейси с объяснениями. — Она редактирует и письма. Потому что многие исписывают по семь листов с двух сторон.
Некоторые присылают электронные письма, состоящие из трех огромных частей. Она все внимательно вычитывает, а потом решает, как быть. Мама никогда не изменяет текста, только если в письме явные проблемы с грамматикой. И еще. Она никогда не выдает настоящих имен или тех фактов, которые помогли бы определить личность корреспондента. Например, если человек написал, что преподает в средних классах, то она изменяет эту информацию, указав, что человек ведет занятия в воскресной школе или готовит малышей. Обычно мама убирает все то, что может выдать человека, только в самом крайнем случае оставляя какие-то детали. Скажем, если женщина рассказывает о том, что ее муж-полицейский продает наркотики, мама изменяет его профессию, делая этого человека судьей. Или «отсылает» персонажей письма в Иллинойс. — Кейси все старательно конспектировала. — Еще она старается, чтобы в каждом выпуске ее рубрики звучала новая тема. Она чередует их и смешивает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129