Главное, настроиться на позитив. Настроиться на позитив, и все будет отлично. Я обернулся к Урсуле:
– Передай детям, что я их люблю. – И оттолкнулся.
Спустя две секунды я уже несся вниз со скоростью восемьсот миль в час. Хлесткий ветер рычал в ушах и бил по лицу, сковывая кожу холодом. А я продолжал набирать скорость, лыжи начали вибрировать. Ноги не дрожали, они просто одеревенели от ужаса. Вот от такой же вибрации в прежние времена разваливались самолеты, приближаясь к звуковому барьеру. Впереди кто-то выпендривался, делая зигзаги. Лыжник мотался туда-сюда прямо у меня под носом.
– С дороги! – крикнул я по-немецки. Встречный ветер затолкал слова мне обратно в глотку, но рисковать, сворачивая в сторону, я не решился, поэтому оставалось только орать. Тут из-за моего правого плеча вынырнула Урсула.
– У-у-у-х! – пропела она, подняв руки в воздух.
– Отвали на хрен! – пролаял я, стараясь сохранить позу враскоряку, будто на толчке сидел.
– Что? – переспросила она, подъезжая ближе.
– Отвали на хер! Отвали-и-и!
– Не слышу!
– От… аи! – Я налетел на пригорки, на которых асы отрабатывают технику и которые Пэл пролетает кувырком, ломая колени, спину и жалобно вскрикивая.
Когда до меня дошло, что я каким-то образом проскочил препятствие и остался не просто жив, а даже на ногах, я чуть не захлебнулся адреналином. Я летел со скоростью, близкой к скорости света, мое тело, должно быть, создавало свое собственное гравитационное поле, и, тем не менее, я принялся истерически хохотать. Хохот полностью овладел мной, от него тряслись плечи и наворачивались слезы. Урсула снова замаячила у моего плеча.
– От-ха-ха-вали на-ха-ха хер! – попытался еще раз крикнуть я, но дыхалка уже отказывала.
– Что? Что ты говоришь?
Урсула приблизилась почти вплотную. Я попытался отодвинуться в сторону, но, не успев толком начать маневр, испугался, что зацеплюсь за каменистый край трассы, и вернулся назад. Возвращаясь, я переборщил с наклоном, в результате меня понесло в противоположном направлении, прямо наперерез Урсуле. Она проехала поверх моих лыж. И тут случилось чудо.
Обычно человек, переехавший через чьи-то лыжи, ощущает лишь слабый толчок и катится себе дальше, зато его жертва кубарем летит прямиком в преисподнюю. Уж не знаю как, но я сумел устоять на ногах, слегка изменив курс, и, в конце концов, выкатился в зону для начинающих, где осторожно затормозил, целый и невредимый. Зато Урсула обратилась в ком мелькающих рук и ног.
Я дожидался ее в самом конце трассы. Она появилась спустя несколько минут, медленно подъехала ко мне. Я хотел было отпустить замечание – мол, до чего же интересно и захватывающе внезапно поменяться местами, как вдруг она двинула мне по зубам. К счастью, удар ей пришлось наносить левой рукой, правую она повредила при падении. Так она потом сказала.
– Идиот! Козел вшивый! Ты меня подрезал, козел вонючий! Что тебе взбрело в голову? Я налетела на тебя и упала. На плечо упала. Болит адски.
– А у меня, видимо, треснул зуб. – Я сунул в рот палец. – Зуб… Какого черта, прекрати! Палки же металлические! Ой! Кончай!
– Плечо! Ты что, вообще не слушаешь, что тебе говорят?
– Слушаю, конечно. Мы тебя доктору покажем… Но твое плечо пострадало случайно, а вот ты меня ударила преднамеренно. А что, если я обращусь в суд… Господи! Ты прекратишь или нет? Они же металлические!
В тот день Йонас и Сильке остались дома с детьми, которым надоело вставать и одеваться по утрам, поэтому машину вел я. Дорога заняла всего три четверти часа, очень мало, по разумению Урсулы, чтобы объяснить мне, какой я вонючий козел. Иногда лучше дать ей выговориться. Я достаточно хорошо знаю Урсулу, чтобы понимать – когда ей попадает вожжа под хвост, бесполезно останавливать бестактное словоизвержение контрдоводами, фактами и прочей ерундой. Я не пытался заткнуть фонтан, пусть себе бьет, пока не спадет напор. Однако протяжные вздохи, покачивание головой, цоканье языком и отрывистые иронические смешки правилами допускались. Мне даже показалось, что они действуют на Урсулу умиротворяюще.
Дома мы застали Йонаса на четвереньках. Дети с визгом и хохотом висли на его загривке, как львы, пытающиеся завалить слена. Сильке сидела на диване и читала журнал. Она подняла глаза, и тревога разлилась по ее лицу.
– Что случилось? – спросила она.
– У меня треснул зуб.
– Урсулочка, ты такая бледная, плохо себя чувствуешь?
– Я повредила плечо.
– Как?
– У нас еще будет время рассказать как, – вмешался я. – Сейчас важнее показать Урсулу доктору. Ей необходимы успокоительные таблетки.
На горнолыжном курорте, где травмы чуть ли не входят в планы отпускников, найти доктора – раз плюнуть. Йонас и я остались с детьми, по очереди отражая их набеги, Сильке повезла Урсулу в местную клинику. Они отсутствовали полчаса, а когда вернулись, рука Урсулы покоилась на изощренного вида перевязи. В Англии доктор, если он продрал глаза после выходных и явился на работу, смастерил бы обычную петлю из бинта или просто посоветовал засунуть руку в карман и не вынимать пару недель. Местные доктора, завидев английский страховой полис, явно решили показать, насколько немецкая медицина опередила свою тезку-неумеху из Англии. Бандаж состоял из пластмассовых пластин, не натирающих кожу широких прокладок и набора диагональных лямок на липучках, снабженных для большей эластичности прорезиненными креплениями. Не иначе, над перевязью потрудился весь персонал больницы.
– Ну? Что сказал доктор?
– Сухожилие. В плече порвалось сухожилие.
– Уф-ф. Значит, кость цела?
– Кретин, порванное сухожилие хуже перелома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95