«Прости, и прощен будешь. Суди, и осужден будешь».
«Правда сделает тебя свободным».
Свободным? Сердце в груди дрогнуло, как будто где-то открылась дверь. Но где эта дверь, он не знал. Он также не понимал, как он мог быть свободнее, чем есть.
Он продолжал слушать и удивлялся.
«Не мир принес я, но меч».
«Последний будет первым. Первый будет последним».
«Воздастся тому, у кого есть. Убудет у тех, у кого нет».
«Я пришел, чтобы сделать зрячими слепых и чтобы ослепить тех, кто зряч».
Он покачал головой.
— Не понимаю, — сказал он.
Филипп улыбнулся. Симон пошел домой размышлять.
Он начинал понимать, что это учение непоследовательно. Поэтому так трудно постичь его суть. Если понял одну его часть, это не означает, что будет понятна следующая. В нем полно парадоксов. Оно расплывчато и непостоянно. И тем не менее он смутно понимал, что в нем есть цельность. За разрозненными яркими изречениями крылась ясная гармония.
Это приводило его в восхищение.
— Ну как, решил присоединиться к нам? — спросил брат Иосиф. Это был низкорослый морщинистый человек с добрыми глазами и хромоногий. Одна его нога была короче другой. Филипп не смог вылечить его.
— Еще не решил, — сказал Симон. — Я думаю об этом.
Иосиф кивнул. Он довольствовался малым.
Его жена была другой.
— Следует поспешить, — сказала сестра Ребекка. — Времени не так много.
Она в последний раз шлепнула по трем кругляшкам теста, которые месила, прежде чем отправить их на солнцепек подниматься. Сорвала немного зелени, мелко нарезала и бросила в горшок с кипящей водой, стоящий на глиняной плите. Она принесла корзину фасоли и села на солнышке лущить ее.
— Терять время нельзя, — сказала сестра Ребекка.
Симона это забавляло. Он, конечно, понимал, что она имеет в виду его. Но в ясное солнечное утро, когда дул легкий ветерок, было трудно поверить, что скоро наступит конец света.
— Я думаю, у меня есть немного времени, — сказал он миролюбиво.
— Я бы на твоем месте поторопилась, — сказала сестра Ребекка. Она заученным движением пробегала большим пальцем вдоль стручка фасоли и ссыпала ее в стоящую перед ней миску. — Никто не знает, когда придет Царствие. Это может случиться в любой момент. Как… приход грабителя в ночи.
— Мне казалось, вы говорили, — мягко заметил Симон, — что перед этим будут землетрясения, наводнения, пожары, вселенские войны и отверзание могил.
— Да, конечно. Я думаю, все это произойдет одновременно. Не знаю. Да это и неважно. Оно придет.
— Оно придет, и это единственное, что важно, — сказал Иосиф.
— Видишь ли, это тайна, — объяснила сестра Ребекка.
— Тайна?
— Мы не должны об этом спрашивать.
— А, понятно, — сказал Симон.
— И все же, — сказала сестра Ребекка, — трудно не думать об этом, правда? Как это будет.
Ее палец остановился посредине стручка. Она посмотрела на мужа:
— Будут ли для нас троны, Иосиф?
— Нет, что ты, — сказал Иосиф. — Троны только для руководителей. Что таким, как мы, делать на тронах?
— Но Филипп говорил, что мы будем сидеть на тронах и судить ангелов.
— Ангелов? За что нам судить ангелов?
— Не знаю, но он так сказал, я точно помню.
— Мне кажется, ты его не так поняла, — сказал брат Иосиф.
— А-а…
Застрявшие бобы фасоли с треском высыпались в миску.
— Все равно, — сказала сестра Ребекка, — у нас будет все, о чем мы только мечтали. Дворцы и пиры, и мы никогда не состаримся и не умрем, а все, кто к нам плохо относился, будут наказаны.
— Это радует, — сказал Симон.
— Да. Этот старик Гедекия, который не разрешил нам арендовать его сад, кстати никудышный, весь заросший сорняками, получит, что заслужил, — нищенскую старость.
— Так думать нехорошо, — упрекнул ее Иосиф. — Мы должны любить тех, кто нас обижает.
— Я люблю его. Я очень его люблю. Просто считаю, что он должен быть наказан.
Какое-то время все сидели молча. Миска, стоящая перед сестрой Ребеккой, наполнялась круглыми желто-коричневатыми бобами фасоли, справа от нее росла кучка пустых стручков.
— Это царствие, — сказал Симон, — где оно будет?
— Здесь, — сказал Иосиф.
— На небесах, — сказала Ребекка.
— Понятно, — сказал Симон.
Наступила пауза.
— Нет, мы неправильно об этом думаем, — сказал Иосиф. — Мы необразованные. — Он, извиняясь, улыбнулся Симону. — Мы немного путаемся. Ты должен задавать такие вопросы Филиппу. Он объясняет доходчиво, все сразу становится ясно.
— Но если вам тогда все было ясно, — спросил Симон, — как получилось, что у вас совершенно разные представления?
— Иосиф никогда не слушает, — сказала сестра Ребекка, склонившись над фасолью.
— Я слушаю, дорогая, и изо всех сил стараюсь понять. Но некоторые вещи слишком сложны для меня, и мне не стыдно в этом признаться.
Сестра Ребекка встала и смахнула с подола несколько приставших стручков.
— Мне все ясно, — сказала она. — Не понимаю, почему все делают из этого такую тайну. Когда станет так плохо, что дальше некуда, Иешуа вернется и спасет нас. Мир охватит пожар, а мы отправимся с Иешуа и будем жить на Небесах. А все наши враги и все его враги и все, кто не верит в него, сгорят.
Она собрала стручки в охапку и бросила их в огонь. Они затрещали, зашипели и стали чернеть.
— Убедительный аргумент, — сказал Симон.
Его ирония была умеренной. Ему вдруг расхотелось расстраивать этих людей, демонстрируя силу логики. Их компания освежала его, как иногда освежает разговор с молодежью. Но в слишком большом количестве это было бы утомительным.
Пока что он не собирался уходить. Ветерок обдувал его лицо. Было слышно, как где-то дети поют старую песенку-загадку, знакомую ему с детства. Он смотрел на горы, возвышающиеся над крышами домов:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100