Кепка напоминает бейсболку, с надписью впереди: СОЮЗ ЛЕСОВЛАДЕЛЬЦЕВ. Парень рьяно копал и рыхлил почву под своими посадками.
На могиле Эрьяна не растет ничего. Скорее всего, он был бы категорически против розового куста: этот вид флоры не относится к кладбищенскому биотопу. А тысячелистник или таволгу при входе не купишь.
Лесовладелец появляется раз в несколько дней, около полудня, неизменно с новой рассадой и подкормкой для нее. Он гордится своими насаждениями так, словно могила — его садовый участок.
Когда мы столкнулись в последний раз, он тоже сел на скамью и исподволь поглядывал на меня… но так и не заговорил.
От него идет странный запах, а на левой руке отсутствуют два пальца.
2
Нет, у меня просто терпежу не хватает!
Какого черта она вечно торчит на кладбище?
Раньше всегда можно было привести в порядок могилу, а потом спокойненько посидеть на скамейке и додумать недодуманное, нащупать опору, которая поможет продержаться денек-другой. На усадьбе, где я верчусь как белка в колесе, думать невозможно. Если я не сосредоточен на том, чем заняты мои руки, обязательно происходит катастрофа (хотя бы маленькая), устранение которой отнимает целый день. К примеру, я наезжаю трактором на камень и повреждаю задний мост. Или корова отдавливает себе сосок, потому что я забыл надеть ей лифчик для поддержки вымени.
Походы на кладбище — единственная моя отдушина, но и там я не чувствую себя вправе сразу расслабиться. Обязательно надо сначала поработать лопатой и граблями, убраться, что-то посадить, и только потом можно сесть.
А теперь рядом сидит она.
Блёклая, как старый снимок, несколько лет провисевший в витрине фотоателье. Тусклые светлые волосы, бледное лицо, белёсые ресницы и брови, отвратительно темная или словно выцветшая одежда — вечно что-нибудь синее или бежевое. Какая-то вся из себя тусклая женщина. Не женщина, а позорище! Хоть бы подмазалась или нацепила какие-никакие побрякушки, чтоб было ясно: ей не все равно, что о ней думают окружающие. А ее блеклость говорит одно: плевать я хотела на ваше мнение, я вас даже не замечаю.
Мне нравится, когда женщина своей внешностью подначивает, словно говоря: смотри, что у меня есть! Мне льстит, когда от женщины исходит приглашение к действию. Женщины должны носить яркую помаду и остроносые туфли с ремешками, а еще у них должны быть достойные буфера, которые они суют тебе под нос. Не важно, что помада размазана, что платье на пухлых боках того гляди лопнет по швам, что поддельных жемчугов явный перебор… Хорошим вкусом обладают не все, главное здесь — что человек старался. Я почти всегда западаю на женщин (пусть даже в летах), которые тратят полдня, чтобы привлечь к себе внимание… особенно если у них накладные ногти, сожженные перманентом волосы и вихляющиеся туфли на высоких каблуках. Такую женщину сразу хочется обнять, приласкать, утешить.
Чего я, конечно, не делаю. Я вообще мало сталкиваюсь с женщинами, разве что на почте или в банке; у меня на хуторе бывают всего две: ветеринарша и эта, как ее… осеменительница. На обеих напялены резиновые сапоги и синие клеенчатые фартуки до пят, голова обмотана платком, а руки сжимают катетер с бычачьей спермой. И обеим всегда некогда остаться на чашку кофе — даже если б я выкроил время забежать домой приготовить его.
Мамаша моя в последние годы извела меня зуденьем о том, что надо «перестать сидеть сиднем» и «завести себе девушку». Можно подумать, их тут в округе пруд пруди, только и ждут, когда выберешь самую подходящую. Можно подумать, это такое простое дело, вроде как выйти в охотничий сезон с ружьишком и подстрелить зайца.
Мать куда раньше моего узнала, что ее поедом ест рак и что скоро мне предстоит не только тащить на себе все фермерские труды, но и добавить к ним ее обязанности. Это ведь материными заботами у меня были натопленный дом, постель с чистым бельем, раз в два дня свежий комбинезон, вкусная еда, в любую минуту горячий кофе и домашние булочки. За всем этим скрывалась работа, о которой я мог не думать: рубка дров, растопка печей, стирка, собирание ягод, — в общем, всё, на что у меня теперь совершенно не хватает времени. Отсюда серые простыни, заскорузлый от грязи и молока комбинезон, выстуженный дом, в который неуютно возвращаться, и вместо кофе — горячая вода из-под крана с ложкой «Нескафе». А на обед каждый Божий день — лопающийся в микроволновке хот-дог от фирмы «Скан».
Мать тихонько клала мне рядом с кофейной чашкой еженедельник «Ланд», раскрыв его на странице знакомств. Иногда даже отчеркивала какое-нибудь объявление. Хотя никогда не говорила о таком способе знакомства напрямую.
Ей было невдомек, что у молочного помоста больше не толпятся девки, жаждущие вести хозяйство у «привлекательного холостяка с собственной усадьбой». Они давным-давно уехали в город, стали там медсестрами и воспитательницами детских садов, вышли замуж за торговцев и автомехаников, а теперь уже планируют купить небольшой стандартный дом для своей семьи. Летом они иногда наведываются в наши края с мужем и светловолосым малышом в «кенгуре», чтобы пару недель поваляться в шезлонгах на старом родительском хуторе.
Карина, которая бегала за мной в старших классах и могла дать, если к ней подъехать с нужной стороны, и теперь изредка подстерегает меня за стеллажами в местной лавочке. Лавочка пока работает, но только в летнее время, и протянет она, скорее всего, недолго. Так вот, Карина выскакивает из своей засады и делает вид, будто мы встретились случайно, и начинает расспрашивать, не женился ли я, не завел ли детей. Сама она живет в городе со Стефаном, который работает на складе при магазине «Домус», о чем Карина и докладывает — торжествующе, словно я теперь должен лить слезы из-за того, что упустил ее.
1 2 3 4 5 6 7 8