Я писал ей рекомендацию.
— Да что вы, в самом деле?! А я и внимания не обратил. Тогда вы все об этом знаете?
— Ну, кое-что знаю. А в чем проблема? Она уже проучилась полсрока, но потом вышла замуж и все бросила. А теперь дети подрастают, и ей снова захотелось заняться наукой.
— Все это хорошо, но мы попадаем в непростую ситуацию. Она ведь жена нашего сотрудника…
Сатклиф был холостяком, убежденным холостяком старого образца, в отличие от педерастов и хиппи, и женщин он боялся до смерти. К тем двум, что работали на кафедре, он относился как к удостоенным звания почетных мужчин. А уж если кому-то захотелось завести себе жену, заявлял он, пусть держит ее дома и напоказ не выставляет.
— Я полагаю, Лоу мог бы по крайней мере обсудить это дело с нами и уж потом позволять своей жене подавать официальное заявление, — со вздохом сказал он.
— Я не думаю, что он хоть что-нибудь об этом знает, — беззаботно сказал Моррис.
У Сатклифа чуть не спрыгнули с носа очки.
— Вы хотите сказать — она его обманывает?
— Совсем нет. Она хочет, чтобы ее оценили по ее собственным заслугам, без всякой протекции.
Сатклиф посмотрел на Морриса с недоверием.
— Все это прекрасно, — пробурчал он. — Но кто будет ее научным руководителем, если она пройдет?
— Мне кажется, она надеется, что им будете вы, Руперт, — с издевкой в голосе сказал Моррис.
— Боже упаси! — Сатклиф подхватил папки и направился к выходу, словно испугавшись, что Хилари вдруг выскочит из шкафа и потребует научного руководства. Взявшись за дверную ручку, он приостановился:
— Кстати, вы будете сегодня на заседании кафедры?
— Не уверен, Руперт, — сказал Моррис, покидая начальственное кресло и одергивая пиджак. — У меня на десять тридцать назначена встреча с ректором.
— Очень жаль. Я надеялся, что вы будете председателем. Нам надо обсудить лекционные курсы на следующий семестр, в связи с чем обязательно возникнут разногласия. Теперь, когда Мастерса нет, эти споры…
Он удалился. Моррис вышел следом и, запирая дверь кабинета, увидел, что по коридору, звеня в карманах ключами и монетами, бежит Боб Басби.
— Моррис! — воскликнул он, переводя дух. — Хорошо, что застал вас. Вы на заседание идете?
Моррис объяснил, что, по всей вероятности, он туда не успеет. Басби пригорюнился.
— Это плохо. Тогда Сатклиф будет председателем, а толку от него никакого. Я боюсь, что Демпси начнет проталкивать предложение насчет обязательного курса лингвистики.
— И что в этом плохого?
Басби уставился на него.
— Конечно, ничего плохого в этом нет. Однако по тому, как вы разнесли в пух и прах доклад Демпси на прошлом семинаре…
— Но я нападал на доклад, а не на дисциплину. Против лингвистики как таковой я ничего не имею.
— Да, но на практике Демпси и есть лингвистика у нас на кафедре, — сказал Басби. — При обязательной лингвистике у студентов будет обязательный Демпси, хотя я думаю, даже они этого не заслуживают.
— Возможно, вы и правы, Боб, — сказал Моррис. О Робине Демпси у него было неоднозначное мнение. В каком-то смысле на кафедре кроме него не было никого, кто приобрел бы хоть какое-то признание как ученый-профессионал. Он был трудолюбив, тщеславен и упрям. У него не было капризов и причуд. К тому же он был очень похож на Морриса в его молодые годы (с оговоркой, что не столь блистательно умен) и даже пытался навязаться ему в друзья или на худой конец вступить с ним в тайный сговор. Моррис, однако, увидел во всех этих заигрываниях двойное дно. Он вовсе не был склонен заодно с Демпси помыкать членами английской кафедры. И даже если во многих отношениях это была компания со странностями, поладить с ними было нетрудно. Да, за всю свою академическую карьеру Моррис куда реже подвергался опасности, чем за эти последние пять месяцев.
— Вы знаете, Боб, — сказал он, — у меня назначена встреча с ректором.
— Да, мне тоже надо бежать, — сказал Басби и затрусил в направлении профессорской. — Постарайтесь все-таки попасть на собрание! — крикнул он через плечо. У Морриса же не было ни малейшего намерения туда идти. Заседания кафедры и при блажном самовластии Мастерса он высиживал с трудом. Теперь же, после его ухода, процедура принятия решений стала все больше походить на сумасшедшее чаепитие у Мартовского Зайца.
Ловким, четко рассчитанным движением Моррис вскочил в «патерностер» и плавно поплыл на первый этаж. Выйдя из здания на яркое солнце (на дворе было обещанное прояснение), он услышал, как часы на башне бьют половину одиннадцатого, и прибавил шагу. И очень хорошо сделал, так как еще одна плитка отделилась от стены прямо у него над головой и со звучным треском, как бьющая рикошетом пуля, разлетелась в куски позади него. Это уже не смешно, подумал он, взглянув на фасад здания, который все больше становился похож на гигантский кроссворд. Того и гляди, кого-нибудь прибьет, и университет будет платить компенсацию в миллион долларов. Он сделал себе мысленную заметку насчет того, чтобы сказать об этом ректору.
— А, Цапп! Как хорошо, что вы зашли, — промямлил ректор, приподнявшись из-за стола, когда Морриса впустили в кабинет. Утопая в мягком ковре, Моррис подошел к нему и пожал вяло протянутую руку. Стюарт Страуд, при его высоком росте и крепком сложении, напускал на себя крайне обессиленный и нездоровый вид. Он часто понижал голос до шепота, а двигался с осторожностью, словно престарелый инвалид. Теперь он рухнул обратно в кресло, будто усилия, потраченные на приветствие, вымотали его вконец.
— Садитесь поближе, старина, — сказал он. — Сигарету?
Он сделал слабую попытку подтолкнуть в сторону Морриса деревянную сигаретницу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82