Джулиус расправляет на коленях салфетку.— Хватит врать, Эми. Я за тобой всю неделю наблюдал.От удивления я открываю рот.— Не волнуйся, работала ты отлично. Меня беспокоит твое душевное состояние.Поверить не могу. Я ведь в лепешку расшибалась, стараясь казаться при нем веселой.— Я не первый день живу на свете и способен заметить, когда у человека с личной жизнью не ладится. Не хочешь рассказать, что случилось?— Неужели так заметно?— Боюсь, что да. Может, сумею тебе помочь, — в конце концов, я тоже человек.Я качаю головой. Он мой начальник, а не личный психиатр. И потом, он же мужчина. Ему меня не понять.— Не стоит вам об этом знать, — отвечаю я.— А может, стоит?Придется что-нибудь рассказать, раз уж он такой проницательный. Делаю глубокий вдох и рассказываю про Джека, про наш отпуск и что со мной творится с тех пор, как мы вернулись. Пытаюсь обойтись самыми общими фразами, но когда Джулиус принимается задавать вопросы, я, сама того не желая, влезаю во все подробности.— Что тебя больше злит — то, что он это сделал, или то, что сразу не признался? — спрашивает Джулиус.— Не знаю. Но из-за того, что он сразу не признался, все, что было раньше, теперь ничего не значит.— Но он все-таки тебе признался, а на это нелегко решиться, поверь мне.Так я и знала. Типичная мужская реакция. Мне плевать, насколько тяжело было Джеку решиться на признание. По-моему, решительность и мужество тут ни при чем.Принесли закуски.— Однажды у меня случилась интрижка на стороне, — вдруг говорит Джулиус.Я чуть не подавилась. Он? Примерный семьянин Джулиус, который не стесняется выражать свои чувства к жене при подчиненных? И он туда же?— Энн об этом знает.— Вы ей сами рассказали? — Поверить не могу, что это так.— Конечно.— Но как? В смысле… — Я смотрю на него во все глаза. — Разумеется, вы не обязаны мне рассказывать.— Моя измена была еще хуже, чем у Джека. Я встречался с другой в течение шести недель, а потом еще пару месяцев не мог собраться с духом, чтобы признаться Энн.— А почему вы не сохранили все в тайне? — Я честно пытаюсь не язвить, только не знаю, насколько это не получается.— Потому что она стала подозревать. И потому что понял: скрывая правду, я проявляю к жене верх неуважения. Энн доверилась мне, и я обязан был оказать ей взаимное доверие.— Она расстроилась?— Конечно. Но Энн поняла и другое — рассказав ей, я все поставил на карту. Я все мог потерять: ее, детей, дом, семью. И она знала, что этого я хотел меньше всего.— И каково вам было?— Ужасно. Я сам не мог поверить, что способен принести такую боль. Что я вообще мог ей изменить.— Что было дальше?— Мы это пережили. Потребовалось немало времени, но теперь наши отношения еще крепче. С правдой не поспоришь. И если ты доверяешь человеку настолько, что можешь сказать ему самую страшную правду, значит, ты его любишь по-настоящему.Хочу спросить его, значит ли это, что Джек любит меня, если рассказал про Салли, но вовремя останавливаюсь. Джулиус не знает Джека, поэтому он может только догадываться.Как и я.— По-моему, ты очень сурово с ним обошлась, — тихо говорит Джулиус.Я упрямо поджимаю губы.— Надо было хотя бы прочитать письмо и узнать, что он хотел тебе сказать. Думаю, его единственное оправдание в том, что он мужчина, но все равно ты должна была его выслушать.— Но как я смогу снова поверить ему?— А почему бы и нет? Самое плохое он тебе уже сказал.— Но если он такой, то где гарантия, что это не повторится?Джулиус смеется.— Гарантий в таких делах не бывает. Но ведь любовь — это гораздо больше, чем просто секс. И в следующий раз он крепко подумает, прежде чем решится на измену.— То есть? Хотите сказать, что вы не прочь снова завести интрижку?— Нет. — Он делает паузу. — Но я ни о чем не жалею. Тот случай помог мне разобраться в своих чувствах. И еще я понял: чтобы поддерживать отношения, нужно прилагать определенные усилия. Нельзя все пускать на самотек.Я кладу на тарелку нож с вилкой. Теперь я точно ничего не понимаю.— На самом деле все просто. Ты его любишь? — спрашивает Джулиус.— Но…— Если ты его любишь, то должна смириться с тем, что он всего лишь человек. Извини, Эми, но жизнь — это не кино. * * * Возвращаюсь домой и разбираю покупки. Украдкой заглядываю в конверт с греческими фотографиями. В обед Дженни проявила пленку, и пачка фотографий маячила у меня перед глазами весь день. Чтобы набраться смелости и посмотреть фотки, выпиваю целый бокал вина и даю себе слово не реветь.Но стоит мне открыть конверт, и сразу же подкашиваются коленки. Ощущение, что все это нереально. Вот Джек на мопеде, загорелый. Я на пляже; кажется, сплю. Почти перестаю дышать и заставляю себя смотреть фотографии дальше. Но каждый снимок словно соль на рану.Не успела я порадоваться собственной силе воли, как дохожу до фотографий, на которых мы с Джеком вместе.Действительно вместе.И все выглядит так, словно мы будем вместе всегда.Вот мы стоим у таверны, Джек одной рукой обнимает меня, другой держит фотоаппарат. Я думала, что этот кадр не получится, но вот поди же. Разглядываю снимки, а сердце нестерпимо ноет: Джек смотрит мне в глаза, и между нами в воздухе словно повисло слово — «любовь». Он улыбается, мы с ним уткнулись друг в друга носами. Больше не могу. Чувствую прикосновение его руки, вдыхаю запах его кожи. И из глаз хлещет Ниагарский водопад.Кажется, я так сильно рыдала, что заснула, потому что, очнувшись от телефонного звонка, понимаю — на улице темень. Мое замутненное сознание тотчас решает, что звонит Джек. Но это Тристан. И похоже, опять под кайфом.Рассказывает, что бросил свою испанку ради аргентинки, которой изменяет с какой-то девицей из Глазго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90