У них уже наверняка истек срок годности, но проверять каждую пачку у меня нет времени.— Ты что там делаешь? — кричит Джек из кухни.— Еще минутку, — чирикаю я в ответ, кидаюсь на колени и пытаюсь отыскать какую-нибудь сумку под кроватью. Вот, нашла, но она огромная, что ж, придется ехать с ней. Скидываю в нее вещи с кровати, туда же сгребаю все презервативы и быстро возвращаюсь в кухню.— Что у тебя там? — спрашивает Джек, протягивая мне бокал черносмородинового сока со льдом. — Ведерко с совочком?— А как же! — улыбаюсь я и залпом выпиваю весь стакан. — Все. Пошли.В то время как я излучаю энергию и нездоровый оптимизм, Джек по-прежнему ведет себя отчужденно. Мы стоим в очереди за билетами на вокзале Виктория, и наши руки отделяет всего четыре дюйма пространства, но у меня не хватает мужества его преодолеть. Я прекрасно понимаю, что восстановить нашу близость в общественном месте, да еще в условиях грохочущего громкоговорителя, невозможно.Джек всем своим видом выказывает безразличие. Ладно, я тоже так могу. Наверное.Правда, он такой чертовски привлекательный в этой футболке, и я не знаю, на сколько меня хватит. Но я ведь заключила с собой договор. НЕ ГОВОРИТЬ НИЧЕГО ЛИШНЕГО И НИ О ЧЕМ НЕ ПРОСИТЬ.Подойдя к окошку кассы, я начинаю рыться в своей бездонной сумке в поисках кошелька, но Джек категорически запрещает мне платить за билет и небрежно отдает кассиру свою пластиковую «визу».В киоске покупаем: бутылку воды, жевательную резинку, сигареты, Я стою позади Джека с благоговейным трепетом. Он так уверен в себе! — Когда отходит поезд? — спрашивает он. Простой вопрос, но я почему-то начинаю смущаться и суетиться. Щурюсь и вглядываюсь в табло, но все буквы сливаются. Не пойму отчего. Либо у меня испортилось зрение, либо я так старательно подавляю в себе желание обнять Джека, что не могу сосредоточиться ни на чем другом.Чтобы успеть на поезд, нам пришлось бежать изо всех сил. Он едва успевает запихнуть меня в закрывающиеся двери. Какую-то долю секунды я была в его объятиях. Я положила руку ему на грудь, наши взгляды встретились, и он крепче обнял меня. Я растворилась в его глазах, поезд тронулся, сердце екнуло. Думаю, Джек тоже что-то почувствовал, поскольку в это же мгновение покраснел и нервно засмеялся. Он отодвинулся от меня, и, затаив дыхание, я пошла за ним в вагон. Народу мало, и поэтому есть несколько свободных мест у окна.— Давай, — говорит Джек и наклоняется за моей сумкой, чтобы закинуть ее на верхнюю полку.В ту же секунду время замирает и все происходит медленно, как во сне. С ужасом наблюдаю, как он берет ее за одну ручку и вскидывает вверх. Сумка переворачивается, и все ее содержимое вываливается к моим ногам. Все. В том числе и презервативы.Мы оба молча смотрим на них.— Хм, Эми, — говорит он, поглаживая свою щеку, — мы же всего на день едем. Не многовато ли?Мне плохо. Я бросаюсь на пол и, покраснев до корней волос, пытаюсь все сгрести обратно в сумку.— Я их не покупала, мне дали в клинике планирования. .. — Оправдания дурацкие, этим только еще больше усугубляю положение.— Очень предусмотрительно с твоей стороны.Черт! Он имел в виду — слишком предусмотрительно. Я забегаю слишком далеко вперед, будто я нимфоманка какая-нибудь и ни о чем, кроме секса, думать не могу. Мне так стыдно, что я готова броситься с поезда. Нервно запихиваю презервативы обратно в сумку и с ужасом понимаю, что все мои последние слова ничуть меня не оправдывают, а вовсе наоборот — подписывают мне смертный приговор.Задыхаясь от смеха, Джек падает на сиденье. Я сжимаюсь, закрываю лицо руками, но он так весело хохочет, что я решаюсь подсмотреть сквозь пальцы.— Ты покраснела как рак!— Господи, ты, наверное, черт знает что обо мне подумал, — только и могу выдавить я.Он тянет меня к себе на колени, обнимает и шепчет на ухо:— Мне не терпится их распечатать. — Потом кладет холодную ладонь на мою горящую щеку и целует меня так сильно, что я забываю о том, как ему, наверное, тяжело меня держать, и думаю только о том, какая я счастливая.Всю дорогу до Брайтона мы болтаем как старые приятели, словно ничего и не было. Рассказываем друг другу о каникулах и отпусках, о родителях. Лед между нами растаял без следа. Потом идем по городу по направлению к пляжу, все так же оживленно и непринужденно беседуя. Вода сверкает на солнце, повсюду раздетые люди, воздух пахнет летом, печеньем и сладкой ватой, которую продают в ларьках на пирсе.Что-то есть в этой летней безмятежности, и вот я уже словно вернулась в детство и жалею, что не взяла ведерко с совочком. И мне хочется просто дурачиться. Джек тоже явно не против. Я хватаю его за руку и тяну к пирсу, чувствуя себя пятилетней девчонкой, а он мой сообщник, с которым мы сбежали на качели. На пирсе мы от души повеселились — перемазались фруктовым льдом, вставляли головы в картонные декорации для фотографий и смеялись до упаду. Да, это, может быть, и не круто, и мы ни разу не упомянули вчерашний вечер, но все это не имеет никакого значения. Мне просто хорошо — мы выбрались из душного Лондона, уехали от всех на свете, и я так расслабилась, что забыла о глупых условностях и своем намерении произвести на него впечатление. Он рядом со мной, и этого достаточно.К тому моменту, когда мы ввалились в зал игровых автоматов, Джек окончательно впал в детство и я потешалась над его ребячествами. Удивительно, как много можно узнать о человеке, застав его за игрой в автогонки. Вся сущность выходит на поверхность, и я понимаю, что Джек:а) любит соперничество;б) не умеет проигрывать.Даю себе слово никогда не играть с ним в «Монополию».— Сейчас я тебе задам жару, — говорит великий Шумахер-Росситер, опуская монетку в автомат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90