Более полумиллиона этих тракторов было построено в Соединенном Королевстве…
Имя Фергюсона навсегда останется в памяти людей, поскольку ему удалось объединить два великих технических достижения нашей эпохи — трактор и семейный автомобиль, в огромной степени способствовавшие благосостоянию человечества.
В конце концов отец поехал в Ноттингем на рассмотрение Валентининой апелляции. Как ей удалось его уговорить? Может, она пригрозила ему рассказать бюрократам об оральносексе? Или прижала его костлявый череп к двум своим боеголовкам и что-то ласково пошептала в его слуховой аппарат? Отец об этом не рассказывал, но у него возник коварный план.
В Ноттингем они отправились на поезде. По этому случаю Валентина купила себе новый наряд — темно-синий костюм на розовой шелковой подкладке с добавлением полиэстера, под цвет губной помады и лака для ногтей. Волосы уложила на макушке в виде желтого улья, скрепив заколкой и вспрыснув лаком, чтобы держалось. Отец надел тот же костюм, который надевал на свадьбу, и мятую белую рубашку с протершимся воротником и пришитыми черной ниткой двумя верхними пуговицами. На голове у него была зеленая фуражка, которую он называл своей «лордовской кепочкой», купленная в кооперативном магазине Питерборо двадцать лет назад. Валентина подстригла ему волосы кухонными ножницами, чтобы он выглядел поопрятнее, поправила галстук и даже чмокнула в щеку.
Их проводили в унылую, выкрашенную бежевым цветом комнату, где двое мужчин в серых пиджаках и одна женщина в сером кардигане сидели за коричневым столом, на котором лежало несколько пачек бумаги и стояли графин с водой и три стакана. Валентину вызвали первой, ей задали ряд вопросов, и она подробно рассказала, как они с отцом познакомились в Украинском клубе Питерборо и влюбились друг в друга с первого взгляда, как он ухаживал за ней, сочиняя стихи и присылая любовные письма, как они обвенчались в церкви и были счастливы вместе.
Когда наступила очередь отца, он тихо спросил, можно ли ему выйти в отдельную комнату. Среди членов комиссии возник спор, но они все же пришли к заключению, что отец должен говорить в присутствии всех свидетелей.
— Тогда я буду говорить анде дурес, — сказал он. Ему задали те же вопросы, и он дал на них точно такие же ответы, как и Валентина. А под конец добавил:
— Благодарю вас. А теперь я хочу, шоб вы записали: усе мои слова були сказаны анде дурес.
Отец сыграл на недостаточном знании Валентиной английского языка.
Члены комиссии поспешно все это записали, но ни один из них ни разу не поднял глаза и не посмотрел папе в лицо. Валентина чуть-чуть приподняла бровь, но улыбка с ее губ не сошла.
— Шо це ище за дурес? — спросила она отца, когда они ждали поезда перед отправлением домой.
— Ето значить любов, — ответил он. — Як французьке тандрес.
— Мой ты голубчик… — Она ласково улыбнулась и еще раз чмокнула его в щеку.
12
НЕДОЕДЕННЫЙ БУТЕРБРОД С ВЕТЧИНОЙ
Как ты думаешь, оттуда миссис З. узнала о плане аннулирования брака? — спросила Вера. Миссис Эксперт-по-разводам и миссис Понаехали-тут-всякие снова прилипли к телефонным трубкам.
— Наверное, Валентина увидела письмо от юриста.
— Она проверяет его почту.
— Похоже на то.
— Должна сказать, что, учитывая ее склонность к закулисным криминальным интригам, я нисколько не удивлена.
— Эта игра по силу только двоим.
В следующий наш приезд я оставила Майка выслушивать монологи о тракторах в заваленной яблоками гостиной, а сама поднялась наверх — обыскать Валентинину комнату. Папина Венера заняла бывшую родительскую спальню. То была мрачная, неприятная конура с тяжелой дубовой мебелью 50-х годов, гардеробом, до сих пор забитым маминой одеждой, двумя односпальными кроватями с желтыми махровыми покрывалами, розово-желто-черными шторами с пугающим модернистским узором, которые выбрал отец, и синим квадратным ковром посредине коричневого линолеума. Для меня эта святая святых родительских отношений всегда была таинственным местом и вызывала священный трепет. Поэтому я была потрясена, обнаружив, что Валентина превратила ее в голливудский будуар с диванными розовыми подушками, обитыми нейлоновым мехом, со стегаными, украшенными рюшем салфеточницами, с косметикой и ватой, фотографиями лупоглазых детей на стенах, мягкими игрушками на кроватях и флакончиками духов, лосьонами и кремами на трюмо. Кажется, все эти вещи были заказаны по каталогам «товары — почтой»: несколько подобных изданий лежали раскрытыми на полу.
Но больше всего поражал беспорядок, царивший в комнате. Это был подлинный хаос: бумаги, одежда, обувь, грязные чашки, лак для ногтей, баночки с косметикой, крошки от гренков, щетки для волос, средства ухода за кожей, зубные щетки, чулки, коробки с печеньем, драгоценности, фотографии, душистые обертки, безделушки, тарелки с остатками еды, нижнее белье, яблочные огрызки, липкий пластырь, каталоги, упаковочные материалы, клейкие конфеты — все это было свалено в кучу на трюмо, стуле и запасной кровати и сыпалось оттуда на пол. И повсюду валялась вата — шарики, испачканные красной губной помадой, черной тушью для глаз, оранжевым гримом для лица, розовым лаком для ногтей, рассыпанные на кровати, на полу, растоптанные на синем ковре и перемешанные с одеждой и едой.
В комнате стоял странный запах: какая-то смесь тошнотворно-сладкого аромата и промышленных химикатов с чем-то другим — органическим, кишащим микробами.
С чего начать? Я вдруг поняла, что не знаю, что искать. Прикинула, что до возвращения Валентины с работы, а Станислава — с субботней подработки у меня остался всего час.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84