— А почему эта любовь несбыточна? Лина смеется:
— Да не знаю я. Я ведь пока еще не начала писать.
— Твоя книга будет лживой.
— Откуда ты-то знаешь?
— Знаю. Потому что тебе не все известно. И ты никогда не сможешь написать нашу историю как надо.
— А у нас, оказывается, есть история?
— Да, Лина, есть.
— История любви?
— Это зависит от тебя, Лина. Разве что у тебя была еще какая-нибудь великая несбывшаяся любовь.
Она с улыбкой отвечает:
— Нет, чего не было, того не было. Но ведь я всегда могу ее придумать.
— Нечего тебе придумывать. Я люблю тебя, Лина, а ты — ты любила меня. Мы останавливаемся. Виолетта спит в своей колясочке. Близится весна. Снег тает, под ногами у нас жидкая грязь. Лина глядит на спящую дочку.
— Да, Шандор, я тоже тебя люблю. Но ведь у меня есть муж. И она.
— Не будь их, ты бы любила меня безраздельно? Ты вышла бы за меня замуж?
— Нет, Тобиаш. Я не могу быть женой фабричного рабочего и сама продолжать работать на фабрике. Я спрашиваю:
— А когда я стану знаменитым писателем и приеду за тобой, ты выйдешь за меня? Она говорит:
— Нет, Тобиаш. Во-первых, не верю я, что ты осуществишь эту свою мечту
— стать знаменитым писателем. Во-вторых, я никогда не выйду замуж за сына Эстер. Ведь твою мать когда-то подбросили в деревню цыгане — воры и попрошайки. А я родилась в приличной семье, и мои родители — порядочные и образованные люди.
— Да, знаю. А у меня мать-шлюха, отца и вовсе нет, и сам я простой рабочий. Даже если я стану писателем, для тебя я всегда буду никем, темным, необразованным сыном деревенской потаскухи.
— Да, это так. Я люблю тебя, но это все пустые мечты. Мне стыдно, Шандор. Мне плохо, когда я с мужем, но и рядом с тобой мне тоже не по себе. Все кажется, будто я обманываю вас обоих.
— Но именно это ты и делаешь, Лина. Ты обманываешь нас обоих.
Я думаю: надо сказать ей все до конца, причинить ей такую же боль, какую причиняет мне она, сказать ей хотя бы, что у нас с ней общий отец, образованный, из хорошей семьи. Нужно бы высказать ей все это, но я не могу, не могу причинить ей боль, потому что не хочу терять ее.
Муж Лины уезжает на два дня, чтобы участвовать в конференции. Я предлагаю Лине:
— Может, увидимся вечером? Она колеблется.
— Я не хочу, чтобы ты приходил ко мне домой. И не могу приехать к тебе, это слишком далеко, как я оставлю малышку одну? Знаешь что, подожди меня на мосту. Когда Виолетта заснет, я выбегу на минутку. Приезжай часам к девяти.
Я приезжаю в восемь. Прислонив велосипед к перилам моста, сажусь и жду, как все прошлые вечера. Я мог бы ждать часами, да хоть целыми днями, если нужно, — ничего важнее у меня нет.
Глядя в бинокль, я наблюдаю за Линой. Она входит в заднюю комнату, укладывает ребенка, тушит свет. Отворяет окно, выглядывает, закуривает сигарету. Она не видит меня, но знает, что я тут. Она ждет, пока малышка уснет.
Церковные часы отзванивают девять. Начинается дождь.
Спустя какое-то время Лина подходит ко мне. На голове у нее косынка, по обычаю женщин нашей страны. Только моя мать не носила ни косынки, ни шляпы. У нее были густые, великолепные волосы, пышные даже под дождем.
Лина бросается ко мне в объятия. Я целую ее в щеки, в лоб, в глаза, в шею, в губы. Мои поцелуи мокры от дождя и слез. Я различаю слезы и на щеках Лины — на вкус они солонее, чем капли дождя.
— Почему ты плачешь?
— Я злая, я обидела тебя, Шандор. Сказала, что не выйду за тебя из-за твоей матери. Но ведь это не твоя вина! Ты тут ни при чем. Ты вправе рассердиться и больше не видеться со мной.
— Я думал об этом, Лина, но у меня не хватило сил. Я в твоей власти. Я не могу не видеться с тобой, я просто умру. Не могу обижаться на тебя, даже когда ты мне причиняешь боль. Я знаю, ты меня презираешь, но люблю тебя так, что перенесу и это. Только одно я не смогу перенести — если ты уедешь на родину вместе с Коломаном.
— Именно это мне и придется сделать через несколько месяцев.
— Я не переживу этого, Лина. Она нежно гладит меня по волосам:
— Ну конечно переживешь, Шандор. И потом, ты ведь тоже можешь вернуться, и там мы будем видеться по-прежнему.
— Тайком? За спиной у твоего мужа?
— Другого выхода нет. Если ты любишь меня, возвращайся. Что тебе мешает?
— О, много всего.
Я судорожно прижимаю Лину к себе и долго, бесконечно долго целую в губы, а вокруг нас полыхают молнии, грохочет гром; во мне вспыхивает невыносимый жар и миг спустя извергается наружу бурным потоком семени.
Дождь Вчера я спал очень долго. Мне приснилось, будто я умер. Я видел свою могилу. Она была заброшена, заросла сорняками.
Среди надгробий ходила какая-то старуха. Я спросил ее, почему она не обихаживает мою могилу.
— Это очень старая могила. — ответила она. — Посмотрите на дату. Никто уже и не помнит, кто здесь похоронен.
Я взглянул. Это была дата текущего года. Я не нашелся что сказать.
Когда я проснулся, было уже темно. Не вставая с кровати, я видел небо и звезды на нем. Воздух был прозрачен и мягок.
Я шел. Ничего больше не осталось, только ходьба, дождь, грязь. Мои волосы, моя одежда, все вымокло насквозь, а башмаков у меня не было, я шел босиком. Ноги у меня были белые, и эта белизна резко выделялась на черной грязи. Облака были серые. Солнце еще не взошло. Было холодно. И дождь был холодный. И грязь тоже была холодная.
Я шел. Я встречал других пешеходов. Они все шагали в одну сторону. Они казались такими легкими, как будто совсем ничего не весили. Их ногам, лишенным родной почвы, не грозили никакие раны. Это была дорога тех, кто покинул свой дом, свою страну.
И эта дорога никуда не вела. Прямая и широкая, она не имела конца. Она пересекала города и горы, башни и сады, не оставляя за собой ни малейшего следа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20