Разведчики поснимали со своей машины все необходимое и взобрались наверх, потом они погрузились в оставшуюся БМПшку, и мы двинулись к колонне. Спустя полчаса колонна двинулась дальше, уже отъезжая, мы наблюдали, как одна вертушка отделилась от остальных и, описав круг, выпустила несколько ракет в место, где находилась брошенная БМПшка, после чего она взяла курс на кишлак, догоняя своих, и скрылась из виду.
ЧАЙ С КАЙФОМ
Проехав несколько километров, Туркмен снова отдал мне руль и полез в отсек отдыхать, Хасан тоже завалился на десантное сидение, и вскоре они с Туркменом мирно уснули. Урал перелез на командирское сидение и, достав из кармана письма, стал их перечитывать, а Сапог, сидя на вещевом мешке, что-то шил, то ли подменную куртку от ХБшки, то ли штаны.
Я глянул на Урала, читающего письма, — меня в очередной раз взяла жуткая тоска, как все-таки много значат для солдата письма из дома, и как тоскливо, когда эти письма не получаешь; я уставился в лобовое стекло и постарался отогнать эти тоскливые мысли, но они цепко сидели у меня в голове. Не зная, как отогнать от себя эти мысли, я взял шлемофон и надел его, эфир молчал, далее я прогулялся по волнам, — голос Америки трепался о какой-то ерунде, навроде того, что, мол, афганское правительство приняло ряд чрезвычайных мер по борьбе с мятежниками и, в общем, всякая хрень в этом роде, я снял шлемофон и бросил его на колени.
Колоннна повернула немного восточнее, и пыль сдувалась ветром в сторону, теперь хорошо было видно впереди идущий БТР и ориентироваться стало легче. Но долго это не продолжалось, примерно через час колоннна опять взяла прежний курс, и снова пыль заволокла окно.
К вечеру ветер стал утихать, и жара спала, колоннна въехала на горную дорогу, и километров пять мы ехали над обрывом, я поначалу хотел разбудить Туркмена, чтоб он сел за руль, но, немного подумав, не стал его будить, пусть спит, когда проснется — сам сядет за управление. Местами дорога была настолько узкая, что камни из-под колес улетали в пропасть. Техника двигалась по горной дороге очень медленно, на поворотах танки передвигались небольшими рывками, эти пять километров мы преодолевали больше двух часов. Но вот наконец-то колоннна вышла в долину, а горы остались где-то сбоку, командир объявил в эфир, что примерно через час колоннна будет на месте.
Колонна развернулась перпендикулярно горам и направилась в сторону Иранской границы. Проснулись Туркмен и Хасан, Туркмен сел за руль, а мы с Хасаном вылезли на броню, почти все экипажи БТРов сидели на броне. Ветер окончательно стих, и пыль больше не стояла столбом над колонной, солнце тоже начинало закатываться за горизонт, и жара совсем спала. На земле Афгана наступила благодать, вечерело, снаружи не холодно-не жарко, лишь изредка ощущалось легкое прохладное дуновение, очень красиво смотрелся закат солнца. На броню вылезли Урал с Сапогом, они уселись рядом с нами.
— Ну что, Сапог, как тебе видуха Афгана. Красиво? — спросил я Сапога, показывая на зарево заката.
— Да, нормально, — ответил Сапог.
— Э-э-х! Ну что, пацаны, может обдолбимся на фоне этой красоты?! — воскликнул Хасан, после чего достал чарс и пару сигарет.
— Забивай, Хасан, забивай, сейчас не грех курнуть, никаких тебе обломов, ни жары, ни ветра, ни стрельбы, — ответил я ему и спросил Сапога: — Сапог, а давай курни немного плану, а то ведь так и не поймешь всей этой жизни до конца.
— Ну ладно, попробовать можно, — ответил, колеблясь, Сапог.
— Курни-курни, Сапог, а то ведь не познаешь настоящего кайфа, — добавил Хасан, забивая сигареты.
— Туркмен, а ты как насчет курехи? — крикнул я в люк.
— Не, я не буду, мне и так ништяк.
— Ну, как хочешь, наше дело преложить.
Хасан прикурил одну сигарету и передал мне, я пару раз затянулся и передал косяк Сапогу.
— На, Сапог, держи, втягивай дым вместе с воздухом. Видел, как я делал?
Сапог кивнул и взял косяк, он его повертел, потом поднес к губам и начал втягивать дым.
— Сапог, ну че ты ссышь, ближе подноси «гильзу», не бойся косяк тебя не укусит, — сказал я.
Сапог затянулся и стал кашлять.
— Я же тебе говорю, с воздухом тяни, дурак.
Откашлявшись, Сапог сделал еще одну затяжку, но уже послабее, выпустив дым он произнес:
— Я слышал, что с первого раза обычно не цепляет.
— Где это ты слышал? — спросил Хасан, и затянулся дымом от второго косяка.
— На гражданке еще, — ответил Сапог.
— Это на гражданке с первого раза не цепляет, а в Афгане цепляет еще до того, как косяк забьешь, — сказал я, смеясь.
— Почему? — спросил Сапог, выпуская дым, и одна бровь его резко поднялась вверх.
Я заметил, что Сапога уже начало накрывать, но он об этом пока еще не знает.
— Да ты передавай косяк дальше, а то с брони свалишься, — сказал я Сапогу.
— Че?
— Косяк, говорю, передавай Татарину. Замкнул что ли?
— А-а. А почему? — вдруг ляпнул Сапог, отдавая косяк Уралу.
— Че почему? — я уставился на Сапога.
— Почему в Афгане сразу цепляет?
— Потому что на гражданке беспонтовая солома, а здесь чарс. Понимаешь? — ответил Хасан.
— А-а.
— А где твой автомат? — спросил я Сапога.
— В БТРе.
— Ты посмотри, — вот мой автомат, у Хасана, вон, автомат с собой, у Урала, — я посмотрел на Урала, и не увидев у него гранатомета спросил: — А где твоя труба, Татарин?
— Да ну ее нах-й.
— А если духи?
— Ну и х-й с ними.
— Татарин, ты че, давай тащи свою трубу сюда.
— А на хрена она мне?
— Будешь духов ею глушить, как булавой, ты же потомок Чингиз-хана.
— Да отвяжись ты, Юра, лучше Сапогу, вон, мозги парь.
Сапог в это время пытался втиснуться в люк, у него это получилось, правда, с трудом, после этого мы его на броне в этот вечер больше не видели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110