Представим себе коллектив в виде пирога толщиной десять сантиметров. Предположим, что управляемость теряется при расстоянии между лидером и элементами более пяти сантиметров. Если лидер очень умный, если он на самом верху, то с первыми пятью сантиметрами у него контакт, а дальше расстояние увеличивается, и контакта нет. Если же лидер средний по уму, то он в середине пирога — оттуда что вниз, что вверх пять сантиметров. Он достает до всех и потому руководит эффективно.
— Говорили же когда-то: «Дойти до каждого».
— Вот и Черномор, как человек фольклорный, интуитивный, о том же самом толковал: чтоб управлять страной, нужно уметь с рабочими поговорить в курилке. А ты пойди им академика туда отправь, в курилку! Он и не курит, и смысла мата не понимает — так что он не сможет управлять этим коллективом.
— Да… И с диссидентами та же картина. Вот в Чехии — компактной и насквозь диссидентской — Гавел мог говорить с огромным количеством народа. Без проблем. А наш диссидент находил понимание только среди своих, у диссидентов же и в околодиссидентских кругах. Страшно далеки они от народа! А солдаты, пролетарии, колхозники — как с ними? Им вместо политических свобод нужна хорошая кормежка. Так что диссиденты не могут управлять Россией.
— Ну, не скажи… Если диссидент умный, то он мог бы…
— Мог бы, так управлял бы.
— Вот я сейчас вспомнил про Китай. Кто такой Дэн Сяопин? Типичный диссидент. Мао его в лагерь сослал. Он из лагеря вышел, затаился. Потом Хуа Гофэн, потом банда четырех, потом раз — и Дэн генсек. И сказал: «Мао, коммунизм — все это единственно верное, но мы будем учитывать китайскую специфику». Обращаю ваше внимание — диссидент.
— Это исключительный случай.
— Ну вот опять… Мы с тобой научные люди или не научные? А в науке не бывает исключений. Наука — это ж не русский язык… Если один противоречащий пример можно привести, значит, вся гипотеза неверна. А у меня даже не один, а два примера: и в Чехии смогли диссиденты командовать, и в Китае. А у нас — почему не смогли? Почему? Может, у нас диссиденты какие-то херовые? Вот я смотрю сейчас на Сергея Адамыча Ковалева и вижу: ему точно нельзя управлять страной.
— Ну да, помнишь: он шел по улице, его втянули в лохотрон играть и все бабки забрали? Он сходил, еще принес, и те у него тоже выиграли. Так он пошел милиции жаловаться.
— Во-во. Хороший мужик, честный. Но я ему бы не доверил собой управлять. Мне он даже и как советник не нужен. У меня и собственный опыт жизненный богатый. Я и без него знаю, что такое чечены, я в Казахстане жил. Зачем он будет мне рассказывать, какие они свободолюбивые! И типа честные…
— У Даля есть про немцев, вот про вас, ссыльных: «Немец — что верба: куда ни ткни, тут и принялся!» А еще, помню, слушал я «Голос Америки», Би-би-си, когда они объявляли о присуждении Нобелевской премии Бродскому.
— Помню. Но в 87-м я его не читал. Хотя мне было приятно: питерский, наш, тунеядец. Вот эта довлатовская атмосфера — она мне очень близка. Тот Питер, он мне такой достался.
— А он был хуже Москвы или нет?
— Я не знал Москвы. Москва у меня началась в 93-м только. Думаю, что уж во всяком случае не хуже. Ну, вот андеграунд — он в Питере точно был мощней, чем в Москве. Бродский… Наверно, он на тех же блатхатах тусовался, что и я. При определенных усилиях можно было б, наверное, общих знакомых найти.
— Общий знакомый есть у вас с Бродским — Каплан.
— А, Ромка… Ну да.
— Бродский… Кто там еще тогда насчет Питера? Битов, Аксенов… Что-то я взялся их недавно читать, кумиров, думал, ну вот, получу эстетическое удовольствие — а не идет. Как-то так… не то…
— Ну, человек пишет, пока у него стоит. Тут действие гормонов очень важно. Стоит — пишешь, не стоит — все. Ноги, голова, память — все то же самое, а херня получается.
— Человек — он же вообще химический робот. Он состоит на 90 процентов из воды, в которой растворяются разные химикаты. Долил водки — это роботу команда, чтоб поменял поведение и направление движения.
— Ну да, влей стакан — и сейчас запляшет.
— «Дети Арбата» тогда еще вышли.
— Ты их читал? — Нет.
— И я нет. А чего с ними так носились?
— Не знаю. Я при всей любви к диссидентам не смог это читать.
— Непонятно, чего так раскручивали «Детей Арбата». ГУЛАГ и Шаламов — этого более чем достаточно, чтоб все понять.
— Ну, это слишком сильные, сильнодействующие средства. А людям надо чего-то попроще — не чистый спирт, а портвейн у нас больше любят. Он и разбавленный, и сладенький, сахару туда подсыпали… Легче идет. Я вот одного госдеятеля спрашивал: «А чего ты не используешь Солженицына в агитации и пропаганде сейчас? Титан, мощнейший интеллект, такое осмысление…» Так он сказал: «Не востребован дедушка. Когда его показывали по ТВ, рейтинги были невероятно низкие. Человек Солженицын уважаемый, его президент поздравлять приезжал, а люди по ТВ не хотят его смотреть. Народ не понимает». А вот Рыбаков народу доступен. Или Жириновский.
— Белые грибы, да, очень вкусны, но встречаются редко. Ну, тогда ладно, жри сыроежки, нажарь их с картошкой. Тоже вкусно. Понимаю. Но когда вместо белого тебе дают поганку — это ж не годится. Когда Солженицын слишком глубок, и говорят: жрите Жирика — это не годится. Это не сыроежка, это из другого класса.
— Ну, не Жирик, пусть вон Рогозин.
— А что Рогозин, он что-то пишет? Он что, писатель?
— Не писатель, я про другое. Вот Солженицын говорит про Россию, что надо сохранить и забрать русских из республик, — этого не понимают, потому что у Солженицына высокая лексика и глобальное осмысление.
— Мы с тобой про это написали — либо китайцы, либо многоженство.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14