Австрийцы дали мне отпить красного вина из своей бутылки; помню, кружилась голова и хотелось спрятаться от всех. Я зашла за вентиляционную отдушину и слушала, как кислотный дождь капает на город, растворяя его атом за атомом. В голове закрутилось, завертелось, а потом?… На этом месте поставим знак вопроса.
Следующее, что я помню, — меня заталкивали в автобус, который направлялся в гостиницу. Все выглядели кошмарно. Мистер Пузо упился вдрызг, а я сидела, сунув голову в пакет из магазина «Станда». Когда мы вернулись в гостиницу, девчонки, которые были в состоянии самостоятельно передвигаться, смотались на заправку — сходить в туалет и пококетничать (почти в два утра) с золотистыми «эльфами». Шлюшки. Я бы с радостью к ним присоединилась, если бы голова не шла кругом, как на карусели.
Остальные сто десять часов царила хрестоматийная скука. После ночной гулянки все мучались похмельем и вели себя на удивление тихо. Утверждают, что мы увидели фонтан Треви, купол Пантеона, еще сотню фонтанов и столько же церквей, церквей и еще раз церквей. Мало что помню. Пожалуй, только поездка на руины произвела на меня глубокое впечатление — глядя на раскопки, можно было представить, как текла жизнь в древности. То же чувство у меня было, когда я вернулась домой от стоматолога; в квартире давно не мешало бы покопаться в поисках чего-то, что внесет в мою повседневность хоть толику смысла и жизни.
Ну что еще сказать вам про Рим? Потрескавшиеся травертиновые полы музеев, неоновые вывески с рекламой бытовой техники «Канди», искусно разоблаченные статуи на каждом углу. Ах да, еще улицы, названные в честь известных событий, как «Улица двадцатого сентября». Я начала размышлять о человеческой цивилизации (более подходящего места для подобных мыслей, чем Рим, и не придумаешь) и задалась вопросом: а что случится, если жизнь будет идти, идти и идти, и через тысячу лет повсюду будут улицы, названные в честь каждого дня, без повторений? Интересно, почему в Северной Америке не увековечивают знаменитых дат?
В 2004-м я уже ничему не удивляюсь.

***
Домой мы долетели за три секунды — такое было впечатление; а когда сели в аэропорту Ванкувера, от моей тоски по дому не осталось и следа. Меня встречали родители, и я при виде их визжала от радости. Единственный вопрос отец задал, когда мы ждали багаж: «Ну, как слетала в прошлое?» Мать на него шикнула, и по пути домой мы разговаривали исключительно о том, какую замечательную работу отхватила старшая сестрица. Да, пусть я только что вернулась из Италии, судьба Лесли все равно любопытнее.
Ну что ж, теперь подошло время кое в чем признаться. Первая новость заслуживает внимания лишь потому, что она поможет объяснить вторую. Итак, я толстуха. Как уже упоминалось, я была толстым ребенком и, повзрослев, превратилась в толстую женщину.
Вот так. Может, и не стоит дальше продолжать. Кому интересно знать о горестях какой-то дурнушки и о том, что у нее творится в голове. Думаю, проблема веса красной нитью проходит сквозь каждый день моей жизни: даже — жиры — когда — углеводы — я — калории — пытаюсь — сахар — скрыть — свинья — это — свинина — я — холестерин — говорю — сельдерей — как — творог — обыкновенная — тунец — толстуха.
Итак, мы возвращались из аэропорта, и я уже знала, что приключения Лесли затмят любые события моей жизни. Я реалист. Мне не тяжело быть собой; беспокоит лишь одиночество. В последние годы я сбросила пару килограммов (качественное мясо, больше фруктов и все такое), но четыре десятка лет даром не проходят: я привыкла рассуждать, как толстая, и даже если я превращусь в щепку, проблема никуда не денется — все сидит в голове. Парни такие вещи просекают мгновенно, да и я буду помнить о собтвенных телесах.
Ну вот. Думаю, о втором откровении вы и сами уже догадались. Девять месяцев спустя… Не стану делать вид, будто зачала от Святого Духа. Пропустив первые несколько менструаций, я решила, что природа склонна подкидывать подобные сюрпризы и все образуется само собой. Месяце на пятом я подумала: «Так, что-то не чисто». Следующие недели прошли в размышлениях или, иначе говоря, в попытках отрицать очевидное. К шестому месяцу малыш начал выделывать кульбиты и пинаться, но и тогда я побоялась рассказывать родителям — особенно матери.
Я почти ничего не говорила о ней. Она человек не злобный, просто иногда на нее находит. В последнее время матушка сидит на каком-то чудном препарате и вполне стабильна — у нее, конечно, до сих пор иногда случаются припадки, но приступы чрезмерного буйства прекратились. А в те годы… Если она срывалась, псы по всей округе выли с ней за компанию. Когда Уильям и Лесли обрели некоторую самостоятельность, они уматывали куда-нибудь на летние заработки — как можно дальше от дома. Дни напролет находиться с матерью в одном доме, да еще летом? Вот уж увольте. К сожалению, со мной этот номер не прошел: двух неудачных попыток уехать в детский лагерь мне вполне хватило (нестерпимая тоска по дому). Наверное, поэтому я и шастала по коттеджам: хотелось побыть там, где тебя не найдет никто из родных. А чужие — пусть, не страшно.
Больше всего мне нравится в юных созданиях их ограниченность. В младые лета ты даже не подозреваешь, насколько глуп. К седьмому месяцу, когда закончились занятия в школе, у меня началась хроническая усталость. Мать нашла какие-то общие симптомы с мононуклеозом, однако в настоящие подозрения это так и не вылилось: матушка вспомнила, что заболевание передается при поцелуе. К счастью, утренний токсикоз прошел быстро и почти незаметно — настолько легко, что я сама приняла его за грипп.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69