— Женек! А помнишь город Счастье? — спрашивал я Пухарчука, пытаясь хоть как-нибудь встряхнуть его.
— А-а! — тут же вскакивал он. — Стелла! — и грустнел.
Бегемотиха Стелла была нашей с ним любимицей. Мы работали в Счастье весь май, и под нашей гостиницей, в центре города, был расположен зоопарк. Только я приходил с заделки, прибегал Женек с двумя буханками хлеба и орал:
— Давай быстрее! Она уже заждалась!
Пухарчук всегда брал взрослый билет и громко возмущался, когда ему давали детский. Но потом нас начали пропускать бесплатно, признав за своих.
Стелла, едва завидев нас, открывала пасть и приветствовала громким зеваньем. Кормить ее было просто наслаждением.
— Почему так плохо кормят бегемота? — взволнованно кричал Пухарчук, когда огромная Стелла выбиралась из ванны и на коротких ножках шустро ковыляла к нам с открытой пастью.
— Ага! — верещал Женек, бросая туда полбуханки.
— Ага! — орал я, кидая в пасть свою буханку. — Ого!
Кроме своей любимицы, мы в зоопарке никого не признавали. Грязь, вонь, сумасшедшие животные с остановившимися глазами.
Нам оставалось несколько дней до отъезда. В тот вечер на город Счастье обрушился роскошный солнечный закат. Огромное кровавое зарево разлилось по нежно-синей дали горизонта. Женек с буханками хлеба»под мышками с нетерпением ждал меня возле гостиницы. Мы пронеслись мимо контролеров, которые что-то пытались нам крикнуть вдогонку, подбежали к клетке — а привычного оглушительного зеванья не последовало. Женек первым врезался в перегородку. Я за ним.
Ванна была пуста. Если бы Стелла погрузилась, мы бы знали: по каким-то пузырькам и еще по какой-нибудь чертовщине, а сейчас ее не было… не было!
— Где же она? — недоуменно прошептал Женек.
— Не знаю, — пожал я плечами.
— Вы здесь не видели бегемота? — подбегал Женек к прохожим.
Те смотрели на него с любопытством, уходили и оглядывались.
— Вы не видели здесь бегемота?! — носился возле клетки Женек, морща носик.
К нам подошла контролер, которая всегда весело улыбалась, когда мы проносились мимо нее. Она посмотрела колючими глазами на наши буханки, взяла одну и разломила ее пополам.
— После вашего ухода, — показались на ее глазах слезы, — кто-то напихал в хлеб иголок и бросил Стелле.
Пухарчук страшно завизжал, словно его полоснули ножом по шее.
— Да, — заплакала женщина. — Стеллу так и не спасли. Она легла на дно ванны и больше не показалась.
Я еле отодрал Женька от клетки. До гостиницы нести его пришлось на руках.
Ах, Счастье, Счастье… Стелле я был обязан знакомством с Валенькой. Каждый раз, когда бываю в церкви, я смотрю на нее. Она кротко улыбается мне.
Когда мы познакомились, Валенька посмотрела на мою изрезанную ладонь и прошептала:
— Евгеша, я знала, что это случится… от судьбы не убежишь. У нее был муж, который ходил на корабле в загранку, дочка, работа в школе, ее любили ученики… и еще, кроме мужа, у нее никого не было.
— Я стану шлюхой, если ты меня бросишь, — спокойно сказала она в тот вечер. — Выбирай, милый.
Я не верил ей, а она продолжала ездить ко мне на свиданья в те города, где мы гастролировали. Я гнал ее, устал от ее рабской, безответной любви, я ни разу не видел на ее кротком лице улыбки. Я не верил ей, и она стала шлюхой.
Я это точно знаю, потому что память о том, что ты когда-то был любим, заставляет вспомнить об этом в час душевной пустоты. И я поехал в город Счастье.
— А Валеньки… давно уже нет, — глядя мне прямо в глаза, ответил печально-высокий загорелый мужчина. — А вы?…
Я повернулся к нему спиной и пошел прочь. Он не стал меня догонять.
Со святыми женщинами грешно шутить.
Женек знал и про Валеньку, она иногда ходила с нами в зоопарк, но, конечно, Стелла была для него всем. Как он мечтал завести у себя в Находке бегемотика.
— Мне тогда даже водяной пистолет не нужен! — кричал он. — А сколько стоит бегемотик?
— Бегемоты в Детском мире не продаются, — отвечал я.
— А может быть… — неопределенно тянул Пухарчук, — ну… какой-нибудь без хвостика… мне любой подойдет, а ванну я ему найду и кормить буду. А ты будешь ко мне в гости ездить.
— Буду, Женек, буду.
О Стелле мы часто говорили, и всякий раз я вспоминал Валеньку.

* * *
— Левшин! Ты собираешься стать руководителем? — поинтересовался я у Витюшки. — Сам же говорил, что презираешь Ирку.
— Говорил… — недоуменно уставился на меня Лев-шин, — и сейчас говорю.
— А что ж ты тогда?
— Не прикидывайся дураком! Почему я должен от денег отказываться? Опущу Иришечку тысяч на… — заулыбался Витюшка, прикидывая в уме на сколько тысяч он раскрутит Ирку. — Да пошлю, родную, куда-нибудь подальше! — махнул беззаботно рукой, так и не назвав суммы.
— Парень, она же хочет купить себе мужа, как когда-то купили ее, и будет об него ноги вытирать!
— Ты просто завидуешь мне! — высокомерно воскликнул Витюшка. — Был бы на моем месте, вел себя точно так же!
Закулисный теперь жил с матерью, но это не помогало. Она не давала денег, и он бежал с раздутым синим лицом к Ирке. Закулисный тихо стучал в дверь и, когда она с презрительным видом ему открывала, стоял, сдерживая дрожь, и, заикаясь, говорил:
— Ир-pa… там-м… ничего не… о-осталось?…
— Для тебя ничего, — издевалась она над ним.
— Ир-pa… я… п-прошу… ну-у…
Один раз он упал в обморок перед дверью, когда она чересчур переусердствовала. Елена Дмитриевна пыталась совестить Ирку за то, что она дает ему деньги и поит водкой.
— Я не хочу, чтобы ваш сын зарезал меня, — зло бросила Ирка, — из-за каких-то двух паршивых червонцев или бутылки водки!
Похмелившись, Закулисный бросался на Ирку с кулаками, но она отработанным ударом наотмашь била ему туфелькой по голове, после чего он валился на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75