— Да таких тварей, как у тебя… им только свистни, с ними даже поговорить не о чем!
— Ты что, их в постель для дипломатических переговоров тащишь?
— Уж не как ты, животное! — брезгливо поморщился Петя.
— Да, я животное! — воскликнул гордо Левшин. — Это мое личное дело, я сплю, с кем хочу и как хочу, крошки со мной ложатся не из-за моей светлой и благородной души, она им до фени! Им просто со мной весело, а мне с ними — вот и все! Они мечтают хоть на миг поверить, что любимы, и я за всю жизнь свою еще никого не обманул! Да я их всех люблю, но только на миг! Это ты найдешь пугало и бродишь с ним все гастроли, а чего с ней бродить? Я твою любую крошку за пять минут в постель уложу.
— Ты уложишь? — замахал руками Горе. — Да ты только и умеешь трепаться, ты ведь даже…
— Все, умолкаю! — прервал его Левшин, повернувшись к нему спиной. — А то ты сейчас драться начнешь. Пусть будет по-твоему, мои крошки по сравнению с твоими — чучела.
Горе с презрением посмотрел на Витюшку и подошел ко мне.
— Нет, ты видел козла? О себе такого мнения, а сам двух слов толковых связать не может.
— Зато ты их хорошо связываешь, — буркнул Витюшка и тут же пожалел. Намек на Петин дефект был очевиден.
— Скажи спасибо, что у меня сегодня хорошее настроение! — процедил Горе, сжав огромные кулаки, и грохнул входной дверью.
— Как я его ненавижу! — гаркнул Левшин.
Дверь тут же открылась, и вновь показался Петя. Он подошел к Витюшке и бросил ему на кровать рубль.
— Как ты, что ли? — высокомерно произнес он и вышел с высоко поднятой головой.
— Ох, и чудовище, — закрыл глаза Левшин, пряча рубль в карман. — Как он меня достал! А когда с ним приходилось жить в одном номере — это был кошмар… Приведет какую-нибудь дуру и сидит с ней, о высоких материях буробит, а она ничего не понимает и на меня все время косяка давит. Я ему говорю: «Петя, за что ты мучаешь крошек, неужели она пришла в номер выслушивать твой бред?» Несколько раз оставлял его одного… Прихожу — опять сидят. Однажды отзываю его в сторону, — у Витюшки при этом воспоминании встопорщились усы. — Петь, говорю, ты оставь меня одного на полчасика с ней…
— Ну и что, Петя? — улыбнулся я.
— Оставил, — весело рассмеялся Витюшка. — Ведь он один только понимает в женщинах, он был уверен в ней, как в самом себе, Я даже выпросил у него час. Он сказал своей крошке, что у него переговоры.
— А ты что же?
— А что я? Подхожу и говорю ей: «Тебе с ним интересно?» Она пожимает плечами. Тогда я ее еще раз спрашиваю: «А я тебе нравлюсь?»
Левшин даже зажмурился от волнения.
— Ну?
— Что ну? — вскричал Витюшка. — Это же Петя! Он стоял под дверью и все слушал. Я даже не успел трусы надеть… Горе выбил дверь кулаком и вышвырнул меня в коридор.
— А с ней что? — рассмеялся я, представив летящего без трусов, веревочек и ниточек Левшина.
— А что с ней? Стал гундосить ей про то, какой я козел и что она его не хочет понять, и как ему стыдно было, когда он ей так верил, а она ему изменила. Потом еще несколько раз с ней приходил! Я даже себя презираю меньше, чем его! — вскочил Левшин. — Петя хочет и рыбку съесть, и на крошке жениться, которая понимала б его огромную душу, кормила и поила, а Горе чтоб ни-и черта не делал… философствовал бы о смысле жизни и решал кроссворды. — Витюшка ненадолго замолчал, потом изрек: — Ты знаешь, что самое интересное?
— Что?
— Что он, скорее всего, найдет такую… Она будет с него ростом, и у нее не будет выбора. Жалко мне будет эту крошку, — вздохнул Витюшка. — Как представлю: он каждый день гундосит одно и то же -она же потенциальный дурдомовец будет.
— Ты просто боишься его, вот и все, — сказал я,
— Ты знаешь, что Горе четыре года отсидел?
— Нет…
— Он пятерым кости переломал… можно подумать, ты бы не испугался, если б Петя захотел тебе в шар закатить, — ухмыльнулся Витюшка, лег на спину и закрыл глаза. — Герой… — приоткрыл он один глаз. — Петя тебя разорвет на две половинки, свяжет их узлом… — помешал ему поиздеваться надо мной вошедший Видов.
— Вы дадите рабочему человеку поспать?! — заорал Левшин. — Один пришел, теперь другой, весь день спали, а здесь пять минут не дадут вздремнуть.
Коля не обратил на него никакого внимания. Они относились друг к другу терпимо.
— Как работа, Евгеша? — спросил он меня.
— Черт его знает, — поморщился я. — Полдня директора ловил, а потом детские садики начал приглашать, а они ни в какую.
— В этом и заключается работа администратора, — наставительно пробасил Видов. — Когда тебя не было, мне тоже на заделку приходилось бегать, как вспомню, что вытворял в школах, так даже и не верится. Администратором, конечно, хорошо: по два с полтиной да суточные, всегда башли в кармане, а с другой стороны, как вспомню Закулисного… Сегодня сам все увидишь.
— Уже чувствую, — печально ответил я. — Но разве я виноват, что так получается?
— Э-э… — протянул Видов. — Для администратора есть только одно слово — НАДО! А как ты сделаешь — это никого не волнует.
— Ты слушай, слушай, — бросил Левшин. — Колька знает, что говорит, тоже мой ученик!
— Кто это ученик? — усмехнулся Коля.
— Парень! — подпрыгнул на кровати Левшин. — Кто тебя учил жить? Да если б не я, ты бы ни одного концерта не сделал! Этот дурацкий «Мойдодыр» только и держится на мне. На сцене кто всех подменяет? Левшин! Заделку кто делает? Левшин! А по голове кто больше всех получает? Тоже Левшин! Закулисный без меня как без рук, а платить больше не хочет, жлоб позорный! Да все советское искусство держится на Витюшке! — свалился с грохотом с кровати Левшин. — Кто министра культуры кормит?! — орал он, морщась от боли. — Кто кормит Сусика?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75