О, как бы я насладился выражением бесстыдной физиономии этого пройдохи, когда он заслышал названное мной имя; как бы желал удостовериться, что оно хлестнуло по его совести, подобно кнуту кучера! Но маска всего лишь немного приподнялась, будто от легкого ветерка, который принес с собой крепкий запах «Дурацкой отрады».
— Так это ты — ты? Неужели, после стольких лет? — В голосе, колыхнувшем черную вуаль внизу маски, прозвучало презрение. — В чем причина столь странных обвинений, потрудитесь объяснить?
— Загляни в клоаку своего сердца — и там ты найдешь ответ, — произнес я с пафосом, блестяще, как мне представлялось, разыгрывая роль, впору любому актеру на сцене. — Перед тобой жертва твоего жесточайшего надругательства. А ты — отъявленный негодяй, в распоряжении которого не меньше ловких ухищрений и завлекательных выдумок, чем здесь, в этом парке чудес! Да, твой мир столь же полон обмана, как и этот, нас окружающий! Вы, сэр, дарили мне надежду, не скупились на обещания, но за великолепно расписанными иллюзиями таилось, незримо для невинного взора, самое гнусное предательство.
— Ты сама не понимаешь, что несешь, — нагло огрызнулся мой собеседник, в точности подражая театральному злодею. — Я сроду тебе ничего не обещал.
— Ты затеял против меня искусную интригу, под стать любой пьесе, что ставилась на сцене «Друри-Лейн». Назвать имена актеров? Труппа состояла из подонков, которым ты поручил разные роли. Мистер Ларкинс… Миссис Кук… Сэр Эндимион…
— Выходит, ты неблагодарная потаскушка — и к тому же совсем безмозглая!
— А вы, сэр, сводник, подмога распутникам! Но к чему распространяться о моей трагедии? Да-да, именно в трагедии вы уготовили мне главную роль — и вам, как автору, хорошо известна развязка. Поговорим лучше о других действующих лицах. Теперь до меня дошли слухи, — откуда, не тщитесь узнать, жалкий плут, — что у вас на уме новая драма, новые злодейские умыслы против еще одной девушки благородного происхождения.
— Об этом у вас неверные сведения, мисс Клайсроу, — как и обо всем прочем.
— Верные, не волнуйся. Назвать ее имя? — Я шагнул вперед. — Ты останешься невозмутимым — и твое черное сердце не дрогнет?
— Мое сердце, малышка, ни капли меня не беспокоит.
— Должна, увы, поверить, что ты хотя бы раз в жизни не лжешь, низкий обманщик. И все же я могу — пускай немного — заставить тебя трепетать. — Я сделал еще один шаг по направлению к тупику, где на меня пахнуло дивным ароматом «Дурацкой отрады», заглушавшим омерзительное зловоние. — Леди Боклер! — проговорил я.
— Что?! — Негодяй, похоже, и в самом деле был не на шутку ошарашен. Он замер на месте, точно пригвожденный. — О чем это вы? Знать ничего не знаю…
— Леди Петронелла Боклер, — повторил я еще тверже, почти что своим собственным, естественным голосом. — Опять скажешь, ты тут ни при чем?
Негодяй по-прежнему не двигался, и я еще подступил к нему еще ближе: нас разделяло всего несколько футов ночной тьмы. Молчание до осязаемости красноречиво подтверждало его вину. Да, клянусь небом, он теперь был у меня на крючке!
— Что ты обещал ей? — Мне ничего не стоило одним движением свернуть ему шею. — Какие козни ты строишь для нее? Готов поручиться, ей придется исполнить в твоем спектакле ту же самую роль, какую ты отвел мне!
Роберт попятился и уперся спиной в ствол ильма.
— Не понимаю, о чем вы…
— Сейчас, разрази меня гром, поймешь! — Прокричав эти слова во весь голос, я сорвал свою маску и вперил в негодяя испепеляющий взгляд. — Я обвиняю тебя, я — Джордж Котли! Прочь всякое лицемерие и притворство! Долой маски, сэр, — поговорим лицом к лицу!
Однако едва я попытался сорвать с него маску, как он с силой ударил меня по рукам, а сам ухватился за рукоятку шпаги в блестящих ножнах, спрятанных под полой черного плаща. Я, увы, не заметил этого орудия раньше — и потому был принужден отступить. Но прохвост не воспользовался своим преимуществом — и вместо того, как тогда на Ковентри-стрит, обратился в бегство, прошмыгнув мимо меня на одну из соседних тропинок, прежде чем я успел опомниться. И вновь я бросился за ним в погоню по множеству извилистых переходов и закоулков — и даже сумел вцепиться ему в воротник и развернуть к себе, но он тут же сшиб меня с ног, на сей раз ударом шпагой плашмя. Теперь мы оказались на Южной Аллее: несколько костюмированных фигур замедлили шаг и сгрудились вокруг, желая понаблюдать за нашим препирательством. Один из ряженых, в длинной мантии и алонжевом парике, по всей видимости, задумал устроить третейский суд; он подошел ближе и спросил меня, указывая на запыхавшегося Роберта, который стоял надо мной с занесенной шпагой:
— Скажите, сэр, учинил ли вам этот джентльмен какую-либо обиду?
— Обиду, сэр, он нанес не мне, — ответствовал я недрогнувшим голосом, — но тем несчастным особам, которые хорошо мне известны. — Я поднялся с усыпанной гравием дорожки и, не желая вселить в слушателей ни малейшего сомнения и не допустить превратных толкований, продолжал еще громче: — Я обвиняю его в величайших злодеяниях, а именно: в попрании нравственности, в поругании добродетели и в очернении доброй репутации мисс Элиноры Клайсроу, родом из Бэкингемшира, а также в посягательстве на доброе имя другой леди — благородного происхождения и дорогой моему сердцу.
Гнусный лиходей, обличенный публично, вновь попытался удариться в бега, но я схватил его за руку: шпага выпала на землю, а путь преградила та самая фигура в одеянии городского судьи. Этот ряженый явно наслаждался почтением, какое оказывала ему толпа, словно бы безоговорочно признав полномочия власти, воплощенной в судейской мантии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170