Если я надеваю ее вот так, — она взяла сережку в форме месяца и закрепила ее, чтобы получилась буква С, — то луна идет на убыль, а если поворачиваю так — она растет. — Эльза повернула сережку. — Все зависит от моего настроения. Я хочу объяснить, потому что мужчины совершенно не замечают таких вещей. Вы такие безнадежно… бестолковые… С тех пор как ты появился, я все время надеваю сережку так, чтобы луна росла. Скоро я совсем превращусь в полную луну, а ты и так — солнце.
Она положила серебряную луну рядом с ее парой — золотым солнышком.
— Смотри, Светлячок, я купил «Ла Фаролу», — сказал я, не давая себе растаять от всей этой катавасии с серьгами, и бросил газету на кровать. — Придется тебе спать с неудачником.
— Я знаю, — ответила она. — К твоему сведению, уже не в первый раз, мой король.
Не то в соседней комнате, не то в общей ванной кто-то включил радио, и сквозь тонкие перегородки музыка без труда достигла наших ушей. «Эмбахадорес» пели «Иголку». Ее слова будто царапали мне кожу и проникали прямо в душу. Как ласково ты меня убиваешь, / как расправляешься с моей юностью, / хорошо бы изменишь тебе, отплатить предательством, / ты как иголка, нежно вонзившаяся в мое сердце, / истекающее кровью, / я погибаю от страсти к тебе…
— Сними брюки, — велел я. В прежние времена мне нравилось еще и это: смотреть, как Эльза раздевается, а самому оставаться полностью одетым. Я приказал ей раздеться, упустив из виду одну маленькую деталь: Эльза не из тех женщин, кто исполняет приказания.
— Лучше ты сними их с меня, — возразила она. — Но прежде разденься сам. Я не хочу мерзнуть этой ночью, я же говорила, что в последнее время мой климат-контроль постоянно отказывает. И погаси свет.
Надо же, вот еще одна новость, как в сказке про Красную Шапочку. Раньше Эльза предпочитала видеть. Хотя потом все равно большую часть времени тяжело дышала и кричала, закрыв глаза. В постели Эльза была скандалисткой. Мне казалось, что она не притворяется, но однажды ночью я сильно засомневался. Эльза надулась на меня за какую-то не стоящую внимания ерунду. В постели она оставалась совершенно холодной, и, пока я изощрялся и злился, чувствуя себя все более униженным, она без умолку болтала о погоде и очень красивой сумке, выставленной в витрине какого-то магазина. Ее слова вонзались в меня, как дротики. Я и сейчас могу во всех подробностях описать эту чертову сумку из крокодиловой кожи, которую Эльза наверняка в конце концов купила. В самый разгар моих эротических эскапад она позволила себе преспокойно закурить. Эта был первый и последний раз, когда она в моем присутствии самостоятельно прикурила сигарету. Никогда я не ощущал себя таким униженным. Во время следующих свиданий Эльза опять стала прежней. Но две недели спустя я получил пулю в колено.
— Я хочу видеть, как ты раздеваешься, — настаивал я, а сам тем временем снял куртку, отстегнул кобуру с «астрой» А-80, отличным пистолетом, сконструированным таким образом, что его можно отлично носить под одеждой, хотя вес заряженного пистолета не слишком способствует тому, чтобы таскать его с собой без кобуры.
Эльза погасила свет, благо в комнате было два выключателя: один рядом с ней, у изголовья кровати, а второй у двери, где стоял я. Я зажег свет и принялся расстегивать рубашку. Эльза расстегнула бюстгальтер, повернулась ко мне спиной, сняла его и опять погасила свет. Я сдался, и, пока раздевался, мои глаза привыкли к полумраку, показавшемуся поначалу полной темнотой. Мы медленно погружались в таинственные и многообещающие сумерки.
— Я твоя собака, — сказала Эльза и укусила воздух.
Наши тела сцепились и рухнули на кровать, пружины застонали, дешевая газетная бумага «Ла Фаролы» шуршала под сбитыми простынями, а наши губы — ищущие, шепчущие, хватающие воздух — не знали усталости. «Какое счастье может дарить наша кожа!» — подумал я. «Это безумие!» — прошептала она.
Может быть, это и не любовь, но как похоже!
38
Эльза приговорила к сожжению еще одну сигарету. Привести приговор в исполнение должен был, как обычно, мужчина, находившийся под рукой. Мы лежали, накрывшись одеялом, смотрели в раскинувшееся над нами гипсовое небо и казались благополучной супружеской парой. Я опять почувствовал безрассудный зов любви. Тук, тук, тук. С такими женщинами, как эта, любовь всегда настигает тебя дважды или столько раз, сколько потребуется, чтобы ты открылся ей навстречу. Зеленая пачка «Данхилла» с ментолом с золотистыми буквами и ободком лежала на столике рядом с сережками. Раньше она не курила сигарет с ментолом. Эльза угадала мои мысли.
— Терпеть не могу вкуса ментола, но эта пачка подходит мне под глаза. Видишь ли, милый, женщинам приходится идти на жертвы. Трудно объяснить вам это. Вы такие… такие…
«Лондон — Париж — Нью-Йорк». Неуклонное падение цен на авиабилеты лишило эти города части их волшебного очарования. «Министерство здравоохранения предупреждает, что табак приносит серьезный вред вашему здоровью». Эта надпись была крупнее, чем та, где перечислялись города.
— Тебе нужно меньше курить, — сказал я, пользуясь тем, что Эльза никак не могла подобрать достаточно выразительного слова для определения нашей презренной породы.
— Неужели ты считаешь это грехом?
— Не большим, чем пить или хромать на одну ногу, но дело не в этом.
— У них фильтр класса люкс, жаль только, что он с ментолом, так что никакой это не грех, — заключила она, и облачко дыма рассеялось, коснувшись скалистых уступов моего лица. — Ты помнишь двести четвертый номер?
Я кивнул.
— Мы побили наш рекорд. Этот номер почти не изменился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52