Таким образом, столь высочайшая смерть, повергшая миллионы людей в смятение, не вызвала у меня никаких эмоций.
Я даже не сообразила, что это может стать для меня свободой, о которой я мечтала больше всего на свете!
Три года моего пребывания в санатории не помешали нашей дружбе с Люсей Курносовой.
К тому времени её судьба изменилась, к сожалению, не в лучшую сторону.
Ещё до моей болезни их семье в добавление ко всему благополучию повезло выиграть по облигации 25 тысяч рублей!
Это были большие деньги.
Люсе купили меховую настоящую доху(так называлась шуба).
Подобной в Пихтовке сроду не видывали.
Люся отличалась повышенной скромностью, поэтому доху почти не носила, и когда в семье начались несчастья, её (доху) продали, но она уже не могла спасти положения.
Выигрыш казался таким неиссякаемо-большим, что не верилось в необходимость, в обозримом будущем, считать деньги.
Люсина мама работала продавцом в сельпо, где продавался весь ассортимент пихтовских товаров.
Дальше всё пошло по банальному, сотни раз описанному, но от этого не менее трагическому сценарию: полный дом гостей, веселье, реки вина и горы закусок.
Вся Пихтовская знать пировала.
Люсина мама была деловой, практичной женщиной, но и она потеряла чувство реальности и осторожности, а с отцом произошла ещё более банальная вещь: он элементарно спился и не заметил перехода в статус алкоголика, что повлекло за собой статус уволенного, а затем и опустившегося человека.
При ревизии в сельпо недостачу не удалось восполнить, даже продав из дома всё, что можно было продать и доху тоже.
Люсина мама попала в тюрьму, причём далеко от Пихтовки.
Люсе пришлось вести дом, имея младшую сестру Юльку, которая по душевным качествам очень уступала старшей, и алкоголика-отца.
Балбес Гайдышёнок оставался верным денщиком, и мы по-прежнему вместе проводили время.
Позже я уехала учиться в Новосибирск, и Люся приезжала туда.
Когда я стала свободной и унеслась на Украину в Черновцы, Люся и туда приезжала ко мне в гости.
Потом нас мотало по разным местам, мы долго писали друг другу длинные письма, потом кто-то из нас задержался с ответом, и мы потерялись, выйдя замуж, поменяв девичьи фамилии, и погрузившись в новые заботы и проблемы.
Я пыталась найти её, но мне это не удалось, о чём я всегда сожалею.
Встретиться бы сейчас!
К сожалению, почти все главные потери в жизни происходят незаметно и неосознанно.
Всё уносит каждодневная суета, пожирая жизнь и всё лучшее в ней.
Но всё по порядку.
Итак, после санатория я вернулась в Пихтовку, имея семь классов образования, « физический недостаток» и большие надежды.
Ещё в санатории я решила, что буду заниматься медициной.
После смерти Сталина отношение к ссыльным стало несколько мягче, поэтому я обратилась в милицию с просьбой разрешить мне поехать учиться в Новосибирск и получила разрешение.
Я была единственной из ссыльных, кто вообще выезжал из Пихтовки.
Не каждому же "везёт " заболеть туберкулёзом кости и получить персональные носилки с самолётом!
Я написала в медицинское училище, куда собиралась поступить и получила приглашение приехать для сдачи экзаменов.
Мне разрешили выехать, но я имела предписание в 3-х дневный срок после приезда в Новосибирск явиться в милицию и встать там, на учёт, чтобы снова каждый месяц приходить отмечаться.
Мне казалось, что всю мою жизнь я, как собачонка, буду на поводке длиною в месяц.
Я нигде кроме Пихтовки не была и не знала что такое город.
Все поездки, связанные с санаторием, я совершала лёжа на носилках в машине скорой помощи и видела из окна только нижнюю часть тротуара, т.е. шагающие ноги.
Поэтому эпопея с 3-х летним «отлётом» из Пихтовки не принесла результатов в смысле знакомства с внешним миром.
Моя предстоящая поездка широко обсуждалась нами на кухне у Курносовых.
Гайдышёнок рассказывал страшные истории о милиционерах, которые только и делают, что свистят в оглушительные свистки, а потом штрафуют, что перейти дорогу почти невозможно, т. к. вероятней всего угодишь под машину, и так далее и тому подобное……
Мы, как могли, веселились, отгоняя страх.
Выехать из Пихтовки тоже было непростой задачей.
Но, наконец, появилась попутная машина.
Шофёру заплатили пять рублей.
Вторые пять рублей были состоянием, предназначенным для начала самостоятельной жизни.
Кроме того, семейство сделало мне царский подарок– кусок свиного сала и немного картошки.
Аккуратно уложив всё в торбочку, я одна поехала в большой город, в который раз, удивляя Пихтовку.
Машина была набита народом, заполнившим весь кузов, и подскакивала на каждой ухабе.
Ехали стоя, ветер больно и неромантично хлестал в лицо и казалось собирался вытрясти душу, но я была довольна и жизнерадостна бы!
Я была уверена, что теперь-то и наступит счастливая настоящая жизнь.
Иначе и быть не может!
Около меня осторожно ошивался какой-то подозрительный хмырь, преследуя неизвестно какую цель – умыкнуть моё барахлишко или при удобном случае изнасиловать, а скорей всего, сочетая приятное с полезным, и то и другое вместе, в зависимости от обстоятельств…
Это заметила не я, а одна пожилая женщина, которая держалась рядом, не упуская меня из виду.
Россия отличается тем, что в ней не счесть добрых людей, которым до всего есть дело.
Я, конечно, ничего не замечала и охотно болтала, рассказывая всё о себе. (Как всегда).
Приехали мы ночью. Шофёр собрал со всех по пятёрке и уехал.
Наш «отель» назывался «Дом колхозника»
В наше распоряжение предоставили чердак, застеленный почти чистой соломой, на которой мы все устроились, кто как мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91