Ботинок тотчас промок. Романа повело в сторону, нога подогнулась и, не удержавшись, он шлепнулся в грязную жижу. Макнуться лицом в лужу помешал вовремя выставленный локоть.
– Чтоб тебя!.. Терещенко! Иди помоги…
Романа вытянули из грязи, поставили на ноги.
– Что ж ты на ногах-то не стоишь? – спросил старший по званию и снял с него наручники. – Пошли, доходяга.
Разминая затекшие руки, Роман оглядел себя. Вся правая нога и рука были измазаны грязью. «Водная инициация по полной программе», – равнодушно подумал он, поднимаясь по ступеням крыльца.
В сочетании с расписным изгибающимся забором двухэтажное продолговатое здание действительно походило на детский сад. Только почти все окна забраны решетками.
– Поймали? – спросил дежурный, зевая.
– Ну! – ответил капитан. – По Мухоморову душу явился. А Мухомор у нас давно оприходован, – рассмеялся он, скривив физиономию.
На кратком дознании, устроенном тут же, у Романа выяснили имя, место жительства и род занятий.
Он опять попытался выяснить смысл происходящего.
– Гражданин Полоскин, вы задержаны до выяснения соответствующих обстоятельств. Все остальное сможете узнать у следователя, – объявил ему дежурный. – Горшков! Где тебя черти носят?… Горшков!
– Да здесь я, здесь, – из-за угла вынырнул заспанный детина в форме.
– Отведи задержанного.
– Ладно.
– Да не ладно, а так точно.
– Ну, так точно, – лениво ответил детина.
Он вцепился Роману в плечо и подтолкнул вперед. Через три шага задержанный споткнулся о незамеченную ступеньку и рухнул на четвереньки, чуть не угодив лбом в стену.
– Ты гляди! – раздался сзади удивленный голос капитана. – Вроде спиртом не разит, а второй раз уже с ног валится. Ну, нар-род!
– Зенки-то разуй! – буркнул детина. – Я за твои навески отвечать не собираюсь.
– Я разве жалуюсь? – растерянно спросил Роман.
– Знамо дело, – хмыкнул детина. – Царапинку посодют, а потом вой на всю округу – пытают их, понимаешь, в органах.
От одного торца здания к другому тянулся коридор с редкими дверями кабинетов. Пройдя вдоль стены, окрашенной в те же цвета, что и забор, задержанный и конвоир свернули на лестницу. На втором этаже был точно такой же коридор, но с облезлыми стенами. Только в левом крыле двери были металлическими. Детина повозился с замком, а затем тычком впихнул Романа внутрь. Дверь с лязгом захлопнулась.
Если когда-то это здание и было дошкольным воспитательным учреждением, то очень специфического свойства. Конура, куда водворили недоумевающего гражданина Полоскина, имела идеально квадратные очертания и освещалась через малюсенькое окошко чуть ниже потолка, перечерченное толстыми прутьями решетки. Перепиливать решетку стоило лишь из чисто теоретических интересов – пролезть в окошко могла разве что такса.
Роман с любопытством, замешанном на почти мистическом трепете интеллигента перед местами лишения свободы, оглядывал свое временное пристанище. На одной из стен располагался рисунок. Толстым грифелем либо углем какой-то бывший сиделец вывел причудливую восьмилепестковую фигуру. Внутри фигуры затейливо чередовались вставленные друг в друга круги, квадраты, вытянутые треугольники. Словно вспышками черных молний, эта геометрическая матрешка перерезалась уверенными вогнуто-выпуклыми линиями. Роман долго не мог отвести взгляда от сложной настенной композиции. Будь у него под рукой краски, он заполнил бы пустые пространства фигуры яркими цветами – белым, зеленым, желтым, красным и… Он запнулся на внезапной мысли. Те же цвета он видел на заборе и на стенах первого этажа. Глупость какая, подумал он. Ну откуда у рядового милицейского отделения эти смешные потуги на эзотеричность облика и содержания? С какого перепугу простая отечественная ментовка изображает из себя архитектурную мандалу – сходящиеся к центру уровни, соединенные ступеньками и расписанные в священные цвета буддизма?
Роман оторвался от рисунка и опустился на единственный предмет мебели. Металлическая кровать с щуплым матрасом и подушкой, более всего похожей на блин. Кажется, это называется нары, сообразил Роман. Гражданин Полоскин, ранее не судимый, имел очень слабые представления об интерьере тюремных помещений. Однако что-то ему подсказывало, что нары должны стоять у стены, а не по центру тесной конуры.
Это не влезало уже ни в какие ворота. Наваждение продолжалось. Роман скинул кроссовки, подтянул ноги и уселся в позе лотоса. Если следовать логике, которую ему подсовывает эта самозванная мандала, то сейчас он находится в священном ее центре, а нары – это «мозг мандалы», где он должен принять посвящение в высочайшую мудрость мира. Посвящаемый в момент инициации оказывается в сердцевине Вселенной, и на его голову изливаются все благодатные энергии Космоса. Значит, неспроста он сюда попал. И все это напрямую связано со Стариком. С Учителем. А значит, и Учение не заставит себя ждать. Впрочем, Роман догадывался, что ему уготовано. В «мозг мандалы» вступают затем, чтобы осознать себя божеством.
Но почему на нарах?!
Он посмотрел на матрас под собой.
– Пресветлый, значит, престол, – произнес он в большой задумчивости. – Великое посвящение. И после этого я стану богом?
Вопрос был обращен неизвестно к кому. В ответом – лишь призрачная тишина вечерних сумерек. За крошечным окном быстро темнело. Роман теперь едва различал тяжелую дверь, отгородившую его от мира, а четыре стены превратились в черные клубы затвердевшего дыма. И в этом кромешном мареве стали проступать очертания восьмилепесткового лотоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12