Контатти последовал за ней. Они подошли к воротам. Мужчина, казалось, утратил свою привычную непринужденность.
– Думаю, нет нужды советовать вам не говорить никому ни слова о нашем разговоре. Даже нашему послу… который, более того, не должен знать и о том, что я нахожусь в Италии. Все, что мы сделаем, будет происходить вне официальных рамок. Вы меня понимаете? Считайте, что это наша… личная инициатива.
– Вы еще не сказали мне, что будет дальше. Что произойдет, когда узнаете время и место обмена разведчиками.
– О, ничего особенного. В сущности, нам важно только убедиться, что Рудольф Форст держит рот на замке.
– И как вы это сделаете?
Контатти уклонился от взгляда Мерилен.
– Кто знает. Посмотрим.
– Есть только один способ заставить человека держать рот на замке.
– Не скажите. Существует не только радикальное решение. Мы могли бы выкрасть его, например. Что вы об этом скажете?
Она нахмурилась:
– Что я согласилась принять участие в убийстве человека.
Они подошли к воротам. Контатти открыл замок.
– Не надо драматизировать.
– А муки совести?
– Мучайтесь, но не позволяйте этим мукам управлять вами. Все проходит.
Он взял ее руку и поцеловал.
Они молча взглянули друг на друга, он не отпускал ее руку. Контатти сделался серьезным, и пожатие его руки выражало искреннее волнение.
– Будьте осторожны. Ваш друг – американец, значит, простодушен, но не следует недооценивать его.
Мерилен вышла и обернулась, закрывая ворота.
– Ни в коем случае не ищите меня, – посоветовал Контатти. – Я сам найду вас, когда будет нужно.
Он поклонился. Мерилен ответила ему жестом и, взволнованная, прошла к своей машине. Тронулась с места медленно, как будто не спешила удалиться.
Вернувшись в дом, Контатти почувствовал необходимость заняться каким-то делом. Он включил гидравлическую установку для полива сада. Трубы, лежавшие вдоль аллей, вздулись и начали подрагивать. Легкий дождь оросил траву.
Инстинктивно Контатти обернулся и увидел Шабе, неслышно появившегося у лестницы. Старик стоял в задумчивости. Его потухший, мрачный взгляд был устремлен на конец трубы, извивавшийся под напором воды, словно змея.
И Шабе снова оказался во власти воспоминаний. Горестных, мучительных, унизительных воспоминаний, одолевавших его, подобно наркотику, и необходимых, потому что старику не давала покоя чудовищная жажда мести.
Он привязан к кровати. Резиновый шланг в руках тюремщика хлещет его по голым стопам. Тюремщик в военной форме – тот же, что ослеплял его лампой и не давал спать.
Тело Шабе вздрагивает, ноги распухли, почернели. Но в краткие минуты, когда сознание возвращается, он старается рассмотреть и запомнить лицо второго своего мучителя – человека в солдатских сапогах.
«БМВ» с римским номерным знаком остановился в нескольких метрах от современного здания, которое уличное освещение оставляло в полумраке.
Уэйн хотел выйти, но водитель-охранник, сопровождавший его, когда Управление считало это необходимым, молча указал на машину, стоявшую с погашенными огнями напротив здания, в самом темном месте. За рулем был виден чей-то силуэт.
Уэйн внимательно посмотрел на машину, вроде бы удивился, но нисколько не встревожился. Жестом пояснил водителю, уже взявшемуся за пистолет, что нет повода для беспокойства, и вышел.
Он быстро, почти бесшумно подошел к машине. Это была «ланча» Мерилен. Уэйн улыбнулся. Это ему понравилось. Он был доволен, его мужское самолюбие было явно польщено.
Он все так же молча обошел машину и ласково провел рукой по шее и волосам Мерилен, сидевшей за рулем.
– Что ты тут делаешь?
Женщина, слышавшая, как он подошел, нисколько не удивилась:
– Как видишь, шпионю за тобой.
Уэйн улыбнулся. Открыл дверцу, приглашая ее выйти, но она осталась за рулем.
– Выходит, не поверила мне и приехала сюда подождать, думала застать меня с какой-нибудь женщиной? У тебя есть оружие? – Он взял ее сумочку. – И ты стала бы стрелять в меня? – Он открыл сумочку и изобразил разочарование. – Я ошибся. А что бы ты в таком случае сделала?
– Не говори глупости, Питер.
– Почему? Разве я не заслуживаю подобного внимания? Или я последний из мужчин?
Она постаралась не рассмеяться, с удивлением обнаружив в нем комические черты, и это ей нравилось.
– Не знаю, почему я это сделала. Я уезжаю.
Она повернула ключ зажигания, но Уэйн тут же выключил мотор.
– Ревнуешь, признайся!
– Нет. Злюсь. На себя.
– Знаешь, Минни, а ведь меня нисколько не огорчает, что ты ревнуешь. Или злишься, как тебе больше нравится. Конечно, мне придется над этим немного поразмыслить, потому что наша дружба рискует стать менее непринужденной, более обязательной. Именно этого ты хочешь?
– Нет.
Уэйн взял ее за руку:
– Давай выходи.
– Зачем?
– Как зачем? Это же я виноват, что ты здесь и что не состоялась поездка в Позитано, я должен, по крайней мере, загладить свою вину.
– Ты ничего мне не должен и тем более то, о чем ты подумал.
Уэйн снова рассмеялся:
– Не феминистка ли ты случайно?
– Оставь, Питер, не выношу эти глупости.
Уэйн сжал ее руку посильнее и заставил выйти из машины.
– Да, хочу спросить тебя кое о чем. – Он привлек ее к себе и посмотрел в глаза. – Ты что, с дерева слезла?
– Как это понимать?
Он взял ее под руку и повел к дому.
– Вот послушай. Однажды, несколько миллионов лет назад, пара обезьян, проснувшись как-то утром, обнаружила, что на дереве больше нет фруктов. Тогда обезьяна-самец сказала обезьяне-самке: «Спустись вниз и поищи что-нибудь поесть». Но обезьяна-самка возразила: «Нет, иди ты». И таким образом мужчина впервые слез с дерева.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78