Били так, что он полдня провалялся в крапиве и только к вечеру пришедшая на тревожные слухи жена отлила его водой и отвела в хату.
Били Дюпина за то, что он, поверив какому-то заезжему знахарю, взялся лечить по его рецепту соседскую корову.
Этот рецепт лечения был особый. В сложный состав мази, которой пичкали несчастную животину, входило и растолченное крыло летучей мыши, и кости жабы, проглоченной ужом, и какие-то корешки, собранные лунной ночью и высушенные на солнце. Все это толклось и варилось в котле, зарывалось вместе с горшком в землю, парилось там три дня до периода брожения и, наконец, давалось больной корове три раза в сутки: утром, вечером и ночью. При этом есть корове не давали и поили только один раз в день.
Лечение с ужасающей систематичностью продолжалось три дня, а на четвертый день корова сдохла.
Вот тогда-то и взялись мужики всем миром за Дюпина.
Если они не переломали ему кости, как грозились сначала, то во всяком случае избили его так, что он неделю ходил не разгибаясь и жаловался, что у него внутри завелась лягушка. Когда он ложился спать на ночь, лягушка согревается, ворочается и начинает квакать.
Однако азартный, упорный, деловитый и вовсе не глупый, он сейчас же задумал новое дело - поймать самозванца.
Когда он говорил о своем плане друзьям, то по его складным, гладким речам все выходило замечательно.
Приехать, подговорить несколько человек, устроить ложную тревогу, потом завести самозванца в царские войска и выдать его с головой.
Энергичный, пытливый, немногословный (это-то и было всего удивительнее), он так горячо ратовал за свою мысль, такими красками разрисовывал выгоды своего предприятия, так клялся и божился, что совершенно сбил с толку даже Серебрякова. Случилось так, что пронырливый и вороватый Серебряков поверил ему, так же как месяц тому назад ему поверили хозяева болеющей скотины. Правда, он поверил ему только на минуту, вернее на то время, когда Дюпин рассказывал свой план: отойдя от него, он сейчас же махнул рукой и сказал Герасимову:
- Мужик дельный, а черт его знает, что в башке у него завелось.
Но если не самая идея, то ее общая направленность не прошла даром. Его мысль стала работать в этом направлении.
Поймать Пугачева - вот чем можно заинтересовать сейчас гражданских и воинских начальников края: они все - и глупые, и умные, энергичные и бездеятельные, - все клюнут на эту приманку.
Какая огромная армия наемных убийц, отравителей, лазутчиков направляется каждый месяц в лагерь Пугачева! Сколько денег тратится на подкупы!
Поймать Пугачева!
На этой мысли делали карьеру, и не было ни одного губернатора, военачальника или просто мелкого судейского чиновника, который так или иначе не действовал, не думал, не мечтал об этом.
Решил действовать и Серебряков.
Когда Максимов сообщил ему о пребывании Державина в Казани, он немедленно собрался и поехал. Особых надежд на успех он не возлагал, однако неожиданно ему повезло. В Казани клюнуло, теперь дело было только за Дюпиным.
VIII
Всю дорогу Дюпин молчал и думал. Только у самого скита он несколько оправился, пригладил волосы, перепоясался, одернул полушубок, привязал лошадь к дереву, пошел по знакомой тропинке, важный, молчаливый, сосредоточенный.
В лесу было тихо. Только тяжелый снег лежал ноздреватыми сугробами, и из него торчали вывернутые корни, какие-то коряги, и кое-где виднелась желтая, вязкая земля.
Около самой избушки снег лежал завалом, и к двери вела узкая, аккуратно протоптанная тропинка.
Дюпин перекрестил лоб и несколько раз осторожно стукнул в дверь.
- Аминь, - раздался из-за двери глухой, скрипучий голос.
Дюпин вошел.
Старец, стоя около печки, вынимал из нее горшок, покрытый тарелкой, густо примазанной тестом. Увидев Дюпина, он бросил на него искоса быстрый, внимательный взгляд и продолжал возиться около печки.
Дюпин молча сел на лавку. Так он мог просидеть, не шелохнувшись, целый день.
- С чем бог принес? - спросил наконец старик, не выдержав молчания. Дюпин откашлялся.
- Чать, сами знаете, - сказал он несмело.
Старик ничего не ответил. Нахмурив белые лохматые брови, он поставил горшок на загнеток и, взяв нож, стал аккуратно скалывать растрескавшееся тесто.
- Все по тому делу? - спросил он через несколько минут.
- По тому.
- Так, - старик несколько минут безмолвно работал ножом. - А что ж, начальство приехало? - спросил он, отрывая тарелку. Из горшка пошел густой, пахучий пар.
- Приехало, - ответил Дюпин.
- А Серебряков тоже?
- И Серебряков, отец.
Старец, держа в одной руке тарелку, посмотрел в дымящееся нутро горшка.
- А как начальника зовут? - спросил он, осторожно отставляя горшок.
- Господин подпоручик Державин.
- Так, так, - сказал старец, его маленькие хитрые глаза быстро обшарили фигуру Дюпина.
- О чем же он говорит?
- Разное, отец, говорит. Говорит - Пугачева убить надо.
- Убить-то убить, это они все говорят. А как убить надо - не говорит?
- Говорит, отец.
Старец подошел к лавке и сел рядом с гостем.
- Так, значит, надо ехать? - спросил он.
- Надо, отец.
Старец подумал с минуту.
- Ну, что ж, поедем, - сказал он. - Вот я лошадь свою покормлю, избу закроем и поедем. Несколько минут они сидели молча.
- А как же твой начальник предлагает Пугачева убить?
Дюпин рассказал.
Старец Иов слушал, не перебивая.
- Хорош жук, - сказал он, когда дошел Дюпин до того, как Державин предлагает извести Пугачева. - Этот толк понимает, хотя, - перебил он сам себя, - они только этим делом и знают заниматься.
Несколько минут опять молчали.
- Деньги сулит? - спросил наконец старец Иов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60