он терпеть не мог этого субъекта, не говоря уж о том, что они с Надин пребывали в ссоре.
Бедная Надин, думал Диг, ей, наверное, тошно от всего этого. Уверен, она сейчас жалеет, что зазвала гостей. Жалеет, что вытащила из прошлого Фила — нет на свете человека, чье сердце затрепещет при виде этого козла. И не этой ли непривычной обстановкой странный телефонный звонок? Скорее всего, так и есть.
Диг постучал Фила по плечу и крикнул ему в ухо:
— Пойду налью себе выпить. — Он указал на кухню.
Диг внезапно понял, что без стакана вина он не в состоянии встретиться с своим лучшим другом.
— Ага, — махнул рукой Фил, — конечно, парень. Налей себе выпить и возвращайся. Поболтаем… Хочу узнать, как ты живешь-поживаешь. Идет?
— Идет. — Дигу пришлось напрягать слух, музыка гремела немилосердно.
На пороге кухни Диг обнаружил, что кто-то пролил красное вино на зеленый ковер, по ворсу растеклось бурое пятно, очертаниями напоминавшее Южную Америку. Бутылка валялась рядом. Диг поднял ее и покачал головой. Как Надин могла допустить подобное осквернение своего жилища? На кухне сидело человек десять. Большинство сгрудились вокруг стола, сворачивая самокрутки и рассеянно листая журналы Надин. Некоторые глянцевые издания были использованы в качестве салфеток. Номер «Обоев» валялся на полу; судя по грязным следам, по нему не раз прошлись, вырванные листы прилипли к загаженному, липкому от алкоголя линолеуму.
У ног Дига валялась одна из станиц. Он прочел замызганный заголовок: «Пуфы — последний бастион дурного вкуса».
Девушка с алыми волосами рассказывала очень интересную, по ее мнению, историю про нового хахаля своей матери.
— Жуткий козел, — повествовала она с мягким кардиффским акцентом. — Называет меня Таня. Я долблю ему, что надо произносить Таниа, но он такой тупой, все Таня да Таня. Не удивлюсь, если он по жизни педофил. Как он пялится на мою младшую сеструху! — Она передернула плечами, слушатели забормотали в ответ. Судя по их реакции, мнения Тании по любому вопросу им были глубоко не интересны.
При появлении Дига кое-кто поднял голову и снова опустил. Диг двинулся к холодильнику и едва не охнул во всеуслышание, увидев, в что превратился разделочный стол. Раковина была доверху полна посудой — антикварным сервизом — с засохшими остатками пищи. И зачем понадобилось сваливать туда тарелки? У Надин есть посудомоечная машина. Стол был утыкан пустыми банками из-под супа, полуоткрытые крышки напоминали челюсти акулы, а по белые стенкам мусорного ведра стекала какая-то бурая мерзость. В лужах на дубовой поверхности стола потонул мелкий мусор — пепел, сахар, крошки и табак, все это твердело и засыхало. Коробки с кашами стояли открытыми, а на оливках в пузатой банке образовалась ядовито-желтая пленка.
Отвратительно, подумал Диг. А это еще что?! И как им удалось: стекло в окне, выходившим в соседский сад, было разбито и заклеено пакетом!
Все здесь было перевернуто вверх дном. Все шло в разрез с представлениями Дига о кухне Надин, какой он ее помнил и любил. Кухня Надин была одним и самых приятных мест на свете. Он потерял счет часам, проведенными здесь за пластиковым столом с клетчатой столешницей (итальянский владелец их любимой забегаловки подарил этот стол Надин три года назад, когда его заведение приказало долго жить), в ожидании, пока Надин приготовит макароны, или муссаку, или — у Дига слюни потекли при воспоминании — домашнюю пиццу с колбасой и чили. При этом всегда играла музыка; последний раз, припомнил Диг, они ужинали под Белл и Себастьян.
На сверкающем проигрывателе теперь громоздились распотрошенные компакт-диски, выхваченные из прежде аккуратной стопки.
В летние вечера солнце садилось прямо в кухню Надин. Она настежь распахивала окна, и солнце поджаривало стены до персиковой корочки, и птицы прибавляли громкости, а Надин вертела бедрами в такт музыке, ее цветастая юбка колыхалась, и запах чеснока витал в воздухе. В такие минуты Дига наполняло ощущение счастья, зарождавшееся прямо в животе, счастья недолговечного, но тем не менее прекрасного.
И как, скажите на милость, примирить этот чудесный образ с темной, вонючей загаженной комнатой, полной незнакомцев и мусора? Не обнаружив вина, Диг вынул из холодильника пиво и вернулся в гостиную. Он был совершенно сбит с толку. Ему необходимо увидеть Надин. То, что творится здесь, абсолютно нереально. Квартира Надин напоминала трущобу. И никто из гостей не мог даже рассчитывать — сколько бы ни старался — на его симпатию.
Диг достал сигареты из кармана, прикурил от слезящейся красной свечи и двинулся по растерзанным журналам. Он чувствовал себя настолько неуверенно, что совсем не удивился бы, наткнись на голую Надин, сидящую по-турецки на полу в окружении прыщавых, затянутых в черную кожу юнцов, которые пришпиливают к ее обнаженному телу ломтики сырого бекона.
Гостиная была погружена во мрак, и поначалу показалась пустой, но когда глаза Дига привыкли к темноте, он обнаружил, что комната буквально кишит гостями. Пол пульсировал в такт музыке, прилипчивый ритм проникал в подошвы, побуждая пританцовывать против воли. Шторы ручной работы были раздвинуты, в окно, выходившее на улицу, проникал прохладный свежий воздух, но разогнать вязкую духоту не мог.
Имелся даже ди-джей, сидевший в дальнем углу. Диг вышел на середину комнаты, число ударов в минуту утроилось, и конус ослепительного света пронзил гостиную. По крайней мере три десятка человек одновременно подпрыгнули, глядя перед собой широко открытыми немигающими глазами.
Господи, подумал Диг, у Надин в квартире сборище рейверов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104