Сама она большего для себя и не желала: квартира у них есть, и премиленькая, которую удалось купить за бесценок — до того, как стоимость жилья в Бэттерси взлетела до небес; есть и чудная собака, и добрые, еще с университетских времен, друзья; и союз двух сердец, крепче которого, по словам тех же друзей, трудно себе представить. Союз Карла и Шиобан — пример для окружающих, мерило отношений. Мысль о том, что жизнь в одночасье может измениться… изменится непременно, приводила Шиобан в ужас.
Ее жутко разнесло за последнее время. До сих пор это не имело значения. Начиная с сегодняшнего дня имеет, да еще какое! Карл поймет, что она ничего из себя не представляет, просто плывет по течению, в никуда. После горячки своего «Часа пик», полный энергии и новых впечатлений, Карл вернется домой, к распластанной на диване Шиобан, осоловевшей и отяжелевшей от чудовищного ужина, проглоченного в одиночестве, поскольку в присутствии Карла она есть стесняется. Ну и что он подумает при виде такой картины?
Удовольствуется ли он теперь черной малюткой «эмбасси», которую перевез через океан из Индии через год после окончания университета? Сохранятся ли в его гардеробе вытертые джинсы с прорехой на колене и заношенные шлепанцы, приобретенные еще до знакомства с Шиобан? Будет ли он, войдя в дом, по-прежнему натягивать потешные тибетские носки с кожаными подошвами? Не уйдут ли в небытие вечера, когда Карл, приготовив чай на двоих и подхватив на колени Розанну, устраивался рядышком с Шиобан перед телевизором?
А его любовь к ней? Не уйдет ли и она в небытие?
Холодно все же на улице — зиме наскучило вежливо стучаться в дверь, она вошла без приглашения и вовсю принялась хозяйничать. Вскинув голову, Шиобан проводила взглядом легкое фиолетовое облачко, что скользнуло по шару луны и растворилось в черноте неба.
— Пойдем назад, девочка.
Они торопливо вернулись по Альманак-роуд к свету и теплу дома номер тридцать один. Выуживая из кармана ключи, Шиобан услышала голоса, глянула вниз и увидела привлекательную темноволосую девушку, выходящую из нижней квартиры. Что там, интересно, происходит? Весь вечер хлопает дверь, впуская и выпуская гостей.
В прихожей Шиобан отстегнула поводок, и Розанна, ринувшись в гостиную, вспрыгнула на колени к Карлу. Тот со смехом прижал собаку к себе и подставил лицо для традиционного приветствия. Стаскивая маломерное пальто, Шиобан из прихожей любовалась знакомой сценой. Губы ее тронула чуть грустная улыбка. Она впитывала в себя покой и радость нынешней жизни, потому что перемены — Шиобан это точно знала — неумолимо надвигались.
Глава третья
Ральф и Смит дружили уже пятнадцать лет. До этого враждовали в течение четырех, с первого дня средней школы, поскольку Смита оскорбляла творческая натура Ральфа и налет женственности в манерах, а Ральфа, в свою очередь, бесила легкость, с которой Смит достигал популярности среди сверстников и успехов в учебе. Они вращались на разных орбитах, у каждого был свой круг друзей, а когда их дорожки случайно сходились, фыркали и рычали друг на друга, точно столкнувшиеся на прогулке псы-соперники; друзья же, волей-неволей беря на себя роль хозяев, натягивали поводки.
Свела их, как ни странно, дама сердца Ральфа. Звали даму Ширель, приехала она из американского Балтимора по программе обмена студентами и два месяца жила в семье Смита. В Лондон Ширель прибыла в мае, в брюках-клеш с отворотами и мохнатом бирюзовом балахоне с капюшоном. Длинные и прямые патлы ее были так же бесцветны, как и лицо.
Она углядела Ральфа выходящим из автобуса в первый же свой день в Кройдонском колледже. Брюки на Ральфе были чрезвычайно узкие, за пределами всех мыслимых — и допустимых школьными правилами — норм, густо-синий пиджак сзади стянут на талии гигантской булавкой, на голове — сооружение из засаленных, вздыбленных иглами обезумевшего дикобраза косм, под каждым глазом — полоса чего-то сходного с печной сажей. Ральф был неотразим и знал это. И Ширель потеряла голову.
Вскоре из Ширель она превратилась в Скунса. Остриглась наголо, а отросший ежик выкрасила в черный цвет с обесцвеченной перекисью полосой ровно посередине черепа. Спустив все до цента на кружевные чулки, пояса с заклепками и кожаные юбки, без остановки дымила, наливалась коктейлями и всюду таскалась за Ральфом, как одуревшая от любви ротвейлериха. Она же затянула Ральфа и в дом Смита, без обиняков предложив «перетрахнуться». Предложение напугало Ральфа до полусмерти, но, прислушавшись к зову бушующих в шестнадцатилетнем теле гормонов, он счел немыслимым отказаться.
Смита, весьма чутко прислушивавшегося к зову бушующих в шестнадцатилетнем теле гормонов, одновременно восхищали и возмущали как сами эти рандеву, так и то, что проходили они — звучно проходили — под крышей его собственного провинциального жилища. Звуки, доносившиеся из-за двери гостевой спальни, развеяли все сомнения в сексуальной ориентации Ральфа. Какое-то время Смит сдерживал любопытство, но однажды был побежден и, симулируя острую нужду в телефонном справочнике, наткнулся на Ральфа в прихожей — тот враскачку спускался по лестнице, с видом заправского мачо застегивая ремень на солдатских штанах и источая аромат чего-то таинственно-возбуждающего.
— Ну и как житуха, малыш Ральфи? — поинтересовался Смит самым презрительно-снисходительным тоном, на который его хватило. — Скунсиха в порядке?
Ральф поднял глаза к потолку, сунул руки в карманы и небрежно бросил:
— Прогуляемся?
И они прогулялись. Несмотря на угрозы остаться в Англии навечно, нарожать Ральфу кучу детей и взрастить их в трущобах, на воплях «Секс Пистолз», подсесть на героин и умереть от передоза, Ширель в конце семестра вернулась к себе в Штаты, а Ральф со Смитом стали закадычными друзьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13