– Тебе, я вижу, не угодишь! Поди два года назад даже мясные карточки не мог отоварить, одну траву в котле варил, а нынче ему сало не нравится!
Воистину: на какой горе сидишь, такие и песни поешь. Теперь свинину всегда можно купить в лавках, даже не в базарные дни, причем с рассвета до темноты. В системе снабжения возникло новое противоречие: крестьяне были готовы сдать мясо, а заготовительный пункт не принимал, потому что, дескать, село небольшое, холодильников нет, даже мясо из госпоставок не продашь, не то что частное. В общем, по сравнению с предыдущими годами все перевернулось, и сельчане, не знавшие толком, что такое «четыре модернизации», через свою непосредственную выгоду начинали постигать, что к чему.
Близкие заботы несколько отступили, но далекие остались. Тени прошлого еще продолжали угрожающе маячить. Все боялись, что демон левачества в один злополучный день может наброситься на неокрепшие ростки нового и вырвать их своими когтями, что пустые теории, крикливые лозунги и бессмысленные кампании снова заполнят человеческую жизнь и вытеснят из нее такие необходимые для существования вещи, как масло, соль, хворост, рис… Эти мрачные тени действительно существовали. Бывший хозяин Висячей башни сумасшедший Ван Цюшэ целыми днями бродил по селу в рваной рубахе с огромным блестящим значком и зловеще кричал:
– Никогда не забывайте, что великая культурная революция будет повторяться каждые пять-шесть лет! Да здравствует классовая борьба!
Он бродил по селу как привидение, как призрак. Все жители, едва завидев его, прятались в свои дома и крепко запирали двери, но не могли укрыться от его зловещего, тоскливого крика, от которого сжималось сердце и все тело охватывала дрожь. Ху Юйинь, ставшая к этому времени продавщицей в харчевне на Старой улице, заслышав вопли спятившего Вана, иногда роняла миски с рисовым отваром. Еще болезненнее реагировали на него только что реабилитированные налоговый инспектор и председатель сельпо: в их семьях в такие минуты часто плакали, а ночью не могли заснуть. Ван Цюшэ по-прежнему оставался бедствием для села, все боялись и проклинали его. Ху Юйинь, прижимая к себе непокорную голову маленького Цзюньцзюня, думала: «Почему он такой двужильный? Ни голод, ни холод его не берут!» Пятерня, жена Ли Маньгэна, спрашивала своего мужа:
– Неужели этот мерзавец, шагавший по чужим головам, снова собирается стать старостой, секретарем партбюро и заставить нас зубрить цитатники, плясать танцы верности?
И Ли Маньгэн, секретарь партбюро объединенной бригады, отвечал:
– Черта с два! У нас новое руководство, а такие люди, как Ван Цюшэ, только позорили нас. Это нам хороший урок!
Секретарь сельского парткома Гу Яньшань, поглощенный проблемами очистки Лотосовой и Ручья нефритовых листьев, думал, что Ван Цюшэ надо срочно отправить в психиатрическую больницу. А вернее всех на эту тему высказался заместитель заведующего уездным отделом культуры Цинь Шутянь, недавно снова приехавший в Лотосы для сбора народных песен:
– Сейчас во многих городах и селах бродят такие сумасшедшие! Это отзвуки печальной эпохи, о которой можно только вздохнуть.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81