- Машину видела, красную. Собачка проходила, и с ней тетя...
Когда Юра глядел на Наташу, лицо его трудно было узнать - такая доброта, мягкость... Никогда его Костя не видел таким. Даже с Цилей...
А на работе Юра был прежний - ироничный, подтянутый. Они вот уже три года работали рядом, рука в руку. Если бы не он, ничего не было бы: ни работы, ни зашиты, ни степени...
Костя обернулся: кто-то вошел. А, это Надюша.
Она стояла у стола - небольшая, полненькая, незаметная, с ясным овальным лицом и спокойными синеватыми глазами.
- Я принесла стенограмму.
- Ну-ка, давайте.
Костя просмотрел четыре машинописных листа, поправил текст в двух-трех местах:
- Ну что же, вполне прилично. Я даже не выгляжу в вашем изложении таким уж полным идиотом.
- Спасибо.
Необычайное спокойствие, шедшее от этого лица, возможно, было связано с его овальной формой... Яйцевидная форма вечности... И вдруг, неожиданно для себя, Костя сказал:
- Послушайте, Надюша. У меня к вам странная просьба. Я сегодня пригласил к себе кое-кого из товарищей. Не согласились ли бы вы помочь мне? Ну, похозяйничать, что ли... Стол накрыть... Еда уже куплена, вино - тоже.
- А вы... Хорошо, я согласна.
- Ладно, по рукам. Занесите-ка стенограмму куда нужно и сразу - ко мне. День-то рабочий ваш кончился.
- Только, я думаю, мне надо переодеться?
- Зачем? По-моему, вы и так прелестно одеты. Я без шуток.
* * *
- Стульев мало, - сказала Надюша.
- На кухне есть табуретка, - вспомнил Костя.
- Несите, не помешает. Только это капля в море.
- Поставим чемоданы, радиоприемник. Сергея Петровича - на радиоприемник, а? Свесится с обеих сторон.
- Нет, уж это нельзя. Знаете что? Подвинем стол к тахте, на нее человек шесть усядутся.
- Низко.
- Ничего. Посадим высоких.
Передвинули стол. Бутылки и рюмки пошатнулись и успокоились.
- Ну как, с точки зрения буржуазных стандартов? - спросил Костя.
Надюша критически оглядывала стол. Еды, правда, было много, еще непривычной после войны, еще дорогой красивой еды. Бутылок - тоже много, и на каждую Надюша надела гофрированный бумажный воротничок. С этим все в порядке. Но сервировка... Откуда только натаскал эту посуду хозяин? Щербатые тарелки, разнокалиберные рюмки, граненые стаканы, даже мензурки...
- Не нравится? - спросил Костя.
- Еда нравится, посуда - нет.
- Как же быть?
- Постойте... у соседей взять?
- Соседи на даче.
- Ну, у других соседей, через площадку.
- А вы можете?
- Я могу. А вы - нет?
- Я не могу. У меня просто мороз по коже идет, когда нужно обращаться к незнакомым людям.
- Все люди - знакомые.
- Хорошо вам, наверно, жить! Надюша не ответила.
- Так я пойду через площадку, - сказала она, помолчав.
- И я с вами. Была не была!
Они позвонили в дверь напротив - клеенчатую, строгую, с медными гвоздиками по краям. Им долго не открывали. Наконец послышались шаги, и взъерошенный старик высунул голову:
- Вам кого?
- Здравствуйте, - сказала Надюша. - Мы из квартиры напротив. Мой знакомый, ваш сосед, Константин Исаакович - вот он сам тут, - сегодня защитил диссертацию.
- А я тут при чем? - спросил старик.
- Мы празднуем сегодня и пришли вас пригласить. А заодно хотим попросить у вас немного посуды.
"Молодец, Надюша, - подумал Костя, - как она просто и славно его пригласила. Я бы не догадался". Старик был удивлен, но польщен, видимо.
- Знаете, милая девушка, - сказал он, - я никогда не хожу в гости. Вредный обычай. Нажрутся, напьются, а за ними убирай. Разве в еде счастье?
- Конечно, не в еде. Но ведь такой случай...
- Ну, ладно, идем, посмотрим в буфете. Вы тоже, товарищ, проходите, чего там.
Они прошли в темноватую комнату, где царил буфет. Старик распахнул дверцы.
- Что понравится, - гордо сказал он.
Надюша даже ахнула. Вот это посуда! На верхней полке - тонкие розовые рюмочки с золотым ободком, ниже, стопками, серо-голубые тарелки с белыми цветами, такие же блюда, салатники, соусники...
- Гарднер, - лаконично сказал хозяин.
- И это можно взять?
- Я сказал: что понравится. Надюша стала отбирать посуду.
- Костя, несите рюмки, только осторожно, не разбейте. Я возьму тарелки, и этот салатник, и мисочку...
- Это соусник. Вы, молодежь, даже не знаете, что такое соусник.
- Будем знать. Спасибо. А блюдо, для бутербродов - можно?
- Все можно.
- А ваша жена... не рассердится?
- Я один, - сухо сказал старик.
Он взял стопку тарелок, прижал подбородком, хотел нести.
- Что вы, не беспокойтесь. Спасибо, мы сами. Ну, какой же вы милый! А как вас зовут?
- Иван Михайлович.
- Я не забуду. Спасибо, Иван Михайлович, вот Костя идет, он возьмет тарелки. Так мы вас ждем. Непременно. В восемь часов.
Стол пришлось накрывать заново, но зато какое получилось великолепие!
- Это еще дореволюционные тарелки, - сказала Надюша. - Фабрики Гарднера. Теперь таких нет.
- А вы любите посуду?
- Очень люблю. Но у меня, ее нет и никогда не было.
- А я ничего не понимаю в посуде, и в одежде тоже. Но, глядя на этот стол, я понимаю, что вы все очень красиво устроили.
- Только мне нужно причесаться. Есть у вас гребень?
- Есть, но...
Костя конфузливо достал гребешок с обломанными зубьями.
- Ничего, давайте.
Она распустила волосы и стала причесываться. "Что-то есть все-таки в длинных волосах, - подумал Костя. - Стриженая женщина всегда одинакова, а с косами - распустит их и другая..."
У Надюши были светлые, тонкие, негустые волосы и широкий, чистенький пробор посередине. Прямой пробор - классический, годный только для ясных, правильных лиц. Когда она причесалась, гладко, туго натянув волосы по обе стороны пробора, лицо стало еще больше похоже на белое яичко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79