Ты и твой опекун — самая необыкновенная пара из всех, что я когда-либо…— Да брось ты, Свечка, не суди по внешности. Я не читала ни «Красавицу и чудовище», ни «Венецианские камни» Рескина, ни «Собор Парижской Богоматери» Дюма — или это Гюго в мягкой обложке, английское издание Таухница, цена за все про все два шиллинга шесть пенсов, — но я немало слышала об этих величественных легендах нашей расы и понимаю, что люди видят в нас с Богом очень готическую пару. Но они ошибаются. В глубине души мы простые фермеры, как Кэти и Хитклиф из «Грозового перевала» одной из этих самых сестер Бронте.— Я не читал.— А должен прочитать, это как раз про нас с ним. Хитклиф и Кэти живут в фермерском доме, и он любит ее, ведь они были неразлучны и играли вместе почти все время, и он ей очень нравится, но она увлекается Эдгаром и выходит за него, потому что он из другой семьи. И Хитклиф сходит с ума. Надеюсь, с Бакстером такого не случится. А вот и он, один теперь, как удачно. Хорошо, что он ребят по домам отослал.Когда мы подошли к фонтану, служащие парка уже свистели в свистки, предупреждая, что скоро закроют ворота, и багровое солнце опускалось в золотистом сиянии, прочерченном полосами фиолетовых облаков. Одинокая фигура несчастного Бакстера горбилась точно в такой же позе, в какой мы его оставили, — пальцы вцепились в набалдашник зажатой между колен массивной трости, подбородок опущен на руки, тоскливые глаза смотрят в никуда. Когда мы под руку подошли к нему вплотную, наши лица оказались на уровне его лица, но он нас словно и не заметил.— Эгей! — воскликнула Белла. — Ну как, лучше тебе?— Чуть получше, — пробормотал он, попытавшись улыбнуться.— Вот и славно, — сказала Белла, — потому что мы тут со Свечкой собираемся пожениться, и ты должен этому радоваться.За этими словами последовало самое ужасное из всего, что я испытал в жизни. Единственной частью тела Бакстера, которая пришла в движение, был рот. Медленно и беззвучно он открылся и вырос до круглой дыры, которая в ширину стала больше, чем первоначально была его голова, и продолжал увеличиваться, пока вся голова не превратилась в сплошной рот. Казалось, его туловище увенчивает черная, разверзающаяся, окаймленная зубами пещера на фоне пылающего заката. И когда он закричал, мне почудилось, что кричит все небо*. Прежде чем это случилось, я успел прижать к ушам ладони, и поэтому я не упал в обморок, как Белла, но этот нестерпимый звук на одной ровной, высокой ноте проникал всюду и раздирал мозг, как сверло раздирает зубной нерв, не усыпленный обезболивающим. Пока звучал этот вопль, я не воспринимал почти ничего. Потом чувства возвращались ко мне так медленно, что я не увидел, как Бакстер опустился на колени рядом с лежащей Беллой, молотя себя по вискам кулаками, содрогаясь в рыданиях и испуская стоны вполне человеческим охрипшим баритоном:— Прости меня, Белла, прости за то, что я сотворил тебя такой. Она открыла глаза и произнесла слабым голосом:— Что ты такое говоришь? Ты же не Отец наш небесный, Бог. Много дурацкого шума из ничего. Хоть голос у тебя теперь сел, и на том спасибо. Ну помогите же мне встать. 8. Помолвка Когда она весело шла из парка между нами, взяв обоих под руку, я подумал, что ее мгновенный переход от обморока к телесной и душевной бодрости может показаться Бакстеру бессердечным; хотя он был самым искренним человеком из всех, кого я знал, в его неожиданно обретенном обыкновенном голосе, когда он заговорил, мне почудилось притворство:— Невыносимо вдруг увидеть, Белл, что я для тебя корабль, терпящий крушение, а Свичнет — спасательная шлюпка. В кругосветном путешествии я мог сносить твои увлечения, потому что знал, что они преходящи. Почти три года я живу с тобой и для тебя, и я хотел, чтобы так продолжалось всегда.— Но ведь я не покидаю тебя, Бог, — сказала она успокаивающе, — по крайней мере сейчас. Свечка очень беден, так что нам с ним долго еще негде будет жить, кроме как у тебя. Переделай отцовскую операционную в нашу гостиную, и ты всегда будешь у нас дорогим гостем. И конечно, мы будем вместе завтракать, обедать и ужинать. Но я ведь романтическая женщина, и мне нужно много половой любви, но не от тебя, потому что ты не можешь не обращаться со мной как с ребенком, а я не могу НЕ МОГУ этого выносить. Я выхожу замуж за Свечку, потому что с ним я могу обращаться как мне нравится.Бакстер посмотрел на меня испытующе. Слегка пристыженным тоном я признался, что, хотя я всегда старался быть суровым и независимым человеком, Белла была права: я боготворил ее и мечтал о ней с той самой минуты, когда он нас познакомил; все в ней кажется мне верхом женского совершенства; я с радостью готов испытать жесточайшие муки, лишь бы избавить ее от малейшего неудобства. Я добавил, что Белла всегда сможет делать со мной что ей заблагорассудится.Тут Белла вставила:— А Свечкины поцелуи действуют на меня почти так же сильно, как твои вопли, Бог, и от них я бы тоже падала в обморок, если бы не была взрослой женщиной.Бакстер несколько раз быстро кивнул головой, а потом сказал:— Я помогу вам обоим делать что вам заблагорассудится, но сначала, пожалуйста, исполните мою просьбу — это, быть может, спасет мне жизнь. Не встречайтесь друг с другом две недели. Дайте мне четырнадцать дней, чтобы привыкнуть к мысли о том, что я потеряю тебя, Белл. Я знаю, ты хочешь сохранить меня как удобного друга и помощника, но ты не можешь предвидеть, как изменит тебя замужество, — и никто не может. Пожалуйста, сделайте это для меня. Пожалуйста!Губы его задрожали, рот, казалось, начал округляться для нового крика, так что мы торопливо согласились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88