Она не отстранилась.— Как вы съездили? — спросила Маша, помолчав.— Все хорошо, — ответил я. — Мне ведь удалось и с тетей Дусей повидаться. Помните, про нее Майборода говорил?Маша слушала и изредка поглядывала на меня из-под капюшона. Когда я умолк, она сказала грустно:— Вот видите, сколько у вас было из-за меня неприятностей в обкоме и на работе… А толку все равно «ет… Представляю, что вы думаете, когда меня видите… Ведь это я во всем виновата.— Что вы, Маша! — воскликнул я. — Так вот почему вы не звонили? Неужели вы подумали… Эх, Маша!— Поговорим лучше о записке, — смущенно перебила она.— Я оставлю ее у себя. Может, пригодится… Свяжусь с этой Манкевич… Первым-то у меня на очереди Игорь Черныш, благо, он живет в Москве. Хотите, я зайду к вам после того, как с ним встречусь!Маша вдруг поскучнела.— Как хотите… Лучше сперва позвоните, хорошо? Остановившись, я взял ее за руку. Она удивленно подняла глаза.Послушайте, Маша, — сказал я, собравшись с духом. — Больше так нельзя! Давайте откровенно! Можно?— Можно…— Вы потому не звонили, что вам жених не велел?— И да и нет. — Маша покраснела. — Вы правы, и все же все по-другому… Я давно о нем не знаю… Я очень несчастлива, Алексей! — вдруг вырвалось у нее. Закусив губы, она отвернулась.Молча дошли до ее дома.— Спокойной ночи, Маша, — сказал я, но она не ответила, не обернулась и продолжала идти.Мы очутились на лестнице, поднялись на третий этаж. Маша открыла дверь и , не сказав мне ни слова, по-прежнему не оборачиваясь, вошла в квартиру. Я последовал за ней.В комнате она зажгла свет и устало присела на диван прямо в шубе. Я стоял у дверей, не зная, как себя вести.— Хотите чаю? — спросила она тихо, не глядя в мою сторону.— С удовольствием, если вы разрешите снять пальто, — рискнул я пошутить.— Конечно, раздевайтесь.Она улыбнулась, мне стало немного полегче. Маша тоже сняла шубку и осталась в синем платье из шерстяного трикотажа, с белым поясом, белым воротничком и белыми кармашками на груди. Она была похожа в нем на спортсменку.После того как мы выпили чай, Маша убрала со стола и включила телевизор. Она уютно устроилась в углу дивана, свернувшись в комок и закутав ноги платком. Я сидел рядом так близко, что ее волосы прикасались к моей щеке. Я смотрел на экран, где что-то происходило, но ничего не видел. У меня кружилась голова.Маша погасила верхний свет, горела только настольная лампа. Комната тонула в полумраке.— Мне нравится у вас, Маша, — шепнул я. — Я бы приходил к вам в гости каждый день…— Каждый день я не могу принимать гостей. Я часто дежурю по вечерам в поликлинике, выезжаю по вызовам к больным…— Я поеду вместе с вами…— Не мешайте, Алеша. Смотрите, там на экране сейчас будут драться!— Что делать, такая мода, это называется неореализм!— Какой вы смешной, Алеша!— Смешной?— Так и есть, дерутся… А из-за чего? Могли бы договориться.— Бывает, что договориться нельзя. Например, если между двумя мужчинами стоит женщина.— Глупо смотреть на женщину как на предмет, из-за которого можно драться или спорить.— Иногда не глупо.— Я не думала, что вы такой…— А вы вообще обо мне думали?Маша повернулась ко мне, коснувшись щекой моего лица, и тихо ответила:— Думала… Очень часто……Не знаю, как получилось, что я ее поцеловал. Я не ожидал, что такое может произойти. Я вдруг потерял над собой власть. Конечно, это было свинством. Маша не успела меня оттолкнуть и на секунду замерла, ошеломленная, затем вскочила и отбежала к окну. Я опустил голову. Трудно было дышать,— Уходите! — сказала Маша.Боясь поднять глаза, я встал, надел пальто. Я ждал, что она меня остановит, но нет, не остановила… Перед тем, как выйти, я взглянул на нее. Она стояла у окна, спиной ко мне.— Простите меня, — пробормотал я. — Пожалуйста, простите…Маша не ответила. Я тихонько закрыл дверь.По-прежнему крупными хлопьями валил мокрый снег. Медленно ехали машины, плохо различимые в туманной пелене. Все вокруг казалось нереальным. Я побрел по улице. Я ненавидел и презирал себя. Как мог я так поступить с Машей! Она доверилась мне, позвала в свой дом как друга, как брата, а я…Что я наделал?!Возле моего подъезда стояла залепленная снегом будка телефона-автомата. Я вошел в нее и опустил в прорезь монету.— Это вы, Маша? — сказал я. — Маша, простите меня, ради бога! Не сердитесь.— Я не сержусь, — ответила она, помолчав.— Правда, не сердитесь?— Спокойной ночи, Алеша… Лучше не будем говорить больше об этом…— Спокойной ночи.Я постоял, слушая короткие гудки. В будке было темно и сыро.…На другой день вечером прямо из редакции я снова поехал на Кутузовский проспект. На душе у меня было смутно. Я думал о Маше и видел ее изумленные, растерянные глаза. Я ощущал губами ее твердые, неподатливые губы. Мне было горько, что все это произошло вот так — нерадостно и внезапно… О встрече с Чернышом я не думал. Я потерял интерес к Гале Наливайко. Мне вдруг показалось, что я ухожу все дальше и дальше от цели. Нет никакой связи между Галей и Людмилой, сбила меня с толку тетя Дуся……Игорь Черныш на этот раз оказался дома. Он был заядлым автомобилистом. Я сразу догадался об этом, войдя в квартиру. В передней стояло запасное колесо, на полу валялся брезентовый мешок с инструментами. На деревянной полке я увидел бутыли с антифризом и тормозной жидкостью, банки с краской и полировочной пастой. Пахло бензином.Дверь открыл коренастый мужчина лет сорока пяти, с пышной, совершенно седой шевелюрой, лохматыми седыми бровями и румяным, веселым, молодым лицом, на котором почти не было морщин. Его большие карие умные глаза с любопытством уставились на меня.— Вспомнил: вы насчет «Волги», — сказал он оживленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46