Не всякое место ему годилось. Ему требовалась полянка, защищенная от ветра деревьями, ровная и покрытая травой, чтобы Кавалеру было чем полакомиться во время привала.Долго искал такое место Егорышев. Солнце успело зайти, стало сыро и холодно, от воды поднялся белый туман. Наконец он нашел то, что искал.Он расседлал Кавалера и, вспомнив совет Мангульби, отпустил мерина на все четыре стороны. Тот, удовлетворенно тряхнув мордой, спустился к реке и принялся не торопясь подбирать мягкими губами шелестящую серую воду.Егорышев достал из сумки топорик и отправился за топливом. Он пересек поляну и внезапно заметил, что тут недавно уже побывал человек. Трава была примята, и на деревьях виднелись свежие следы порубки. Обнаружив эти следы, Егорышев огляделся и увидел неподалеку в траве черный круг, оставшийся после костра. Он нагнулся и потрогал золу, зола была холодной и влажной. Костер погас давно. Возле костра на вытоптанной земле валялись несколько папиросных окурков и пустая консервная банка. Рядом поблескивал какой-то маленький продолговатый предмет; подняв его, Егорышев увидел, что это пустой тюбик из-под масляной краски. На этикетке было написано: «Охра жженая».Быстро стемнело, и больше Егорышев ничего не мог рассмотреть, но он уже и так знал, что Матвей Строганов останавливался здесь примерно неделю назад, варил пищу на костре, спал в мешке и утром не сразу тронулся в путь, а еще рисовал некоторое время. Место для этого он выбрал вполне подходящее: напротив поляны, на другом берегу Унги, обнявшись, стояли три огромные сосны с могучими искривленными стволами. Вершины их наклонились друг к другу, они как будто шептались и напомнили Егорышеву трех богатырей с картины Васнецова. Если бы он умел рисовать, он тоже непременно нарисовал бы их и увез с собой…Егорышев срубил сосенку, наколол щепок и разложил костер. Он повесил над костром котелок, бросил в воду полпачки горохового пюре и несколько кусков тушеного мяса. С аппетитом поужинав, он сполоснул в реке котелок и забрался в спальный мешок. Он долго лежал и смотрел на небо, на котором сияли близкие звезды. Костер медленно догорал. Треща и разбрасывая искры, лопались раскаленные головешки. От реки потянуло сыростью. Егорышеву было тепло и уютно в мешке. Он прислушался к глухому бормотанию Унги и, засыпая, подумал, что если бы не предстоящая встреча с Матвеем, он мог бы, пожалуй, счесть себя вполне счастливым. Правда, если бы не было Строганова, Егорышев и не очутился бы здесь, а сидел бы за письменным столом в душной комнате. Значит, именно Матвея он и должен благодарить за удовлетворение, которое сейчас испытывает. Эта странная мысль разбудила Егорышева. Он открыл глаза и еще несколько секунд размышлял о Матвее и о себе. Он подивился тому, что в душе человека иной раз самым необъяснимым образом уживаются совершенно противоположные чувства, и подумал, что этого никогда не бывает в природе; здесь все определению и ясно, вода никогда не мирится с огнем, а огонь с деревом…Егорышева разбудил дождь. Высвободившись из мешка, он встал и с удивлением огляделся. Ему показалось, что ночью кто-то взял его и перенес незаметно в другое место, настолько все вокруг отличалось от того, что он видел вчера. Исчезли сопки, небо, река. Баш-Таг утонул в тумане. Кавалер, весь мокрый, с обвисшими ушами, грустно и неподвижно стоял под сосной.Егорышев нехотя пожевал холодное мясо и тронулся в путь. И снова мимо плыли сопки, только теперь они не открывали, поворачиваясь, никаких далей, потому что воздух был пронизан дождем и белая сетка наглухо затягивала горизонт.В полдень Егорышев закусил и до сумерек протрясся под непрекращающимся дождем, стараясь ни о чем не думать и ухитряясь даже дремать и видеть сны.Когда стемнело, он придержал мерина и через некоторое время разглядел узкую прогалинку между двумя рядами молодых елочек, стоявших, как на параде. В траве что-то блестело.Егорышев слез с мерина и пустил его пастись, а сам направился к елочкам. Он подобрал в траве гильзу, обглоданный остов куропатки и окурок цигарки, свернутой из газетной бумаги. Егорышев раскрутил цигарку, высыпал на ладонь мокрую табачную пыль и сообразил, что у Матвея кончились папиросы и он, вывернув карманы, сделал цигарку из остатков табака. Следов костра почему-то не было, и Егорышев решил, что Строганов не ночевал здесь, а только останавливался ненадолго.Дождь усилился, и Егорышев попытался спрятаться под елочкой, но случайно задел ствол, и на спину ему обрушился холодный душ. В одну секунду он вымок так, словно окунулся в Унгу.Выбравшись из-под елочки, Егорышев заметил, что берег в этом месте нависает над рекой козырьком, и подумал, что такой козырек должен представлять неплохое укрытие. Можно было спуститься и под защитой берега развести огонь.Егорышев нарубил веток, столкнул их вниз и, взяв сумку с продуктами, укрылся под козырьком.Он собрал в расщелинах скалы немного сухого мха, наколол щепок и разжег костер. Огонь долго не хотел разгораться, но Егорышев был терпелив, и костер запылал.От реки дул холодный ветер, но Егорышев все-таки разделся догола и держал одежду над огнем, пока она не просохла.Обсушившись и натянув влажную горячую рубашку, Егорышев стал рассматривать скалу, которая служила для него стеной и крышей. На скале виднелись обнажения различных пород. Эти породы тянулись неровными полосами, расширяясь кверху и сужаясь к подножию. Вспыхнуло подсохшее полено в костре, и Егорышев заметил на скале длинные царапины, нанесенные, насколько он мог определить, острым металлическим предметом. Он решил, что, по-видимому, здесь побывал Строганов и отколол молотком от скалы несколько образцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47