Очень удобное изобретение. Подходишь, тянешь за ручку вбок – и перед тобой все Екатеринины сокровища. Но карты с наступлением там нет. Так что зря Лидия Тимофеевна внутри все перерыла. Десять минут, как минимум, потеряла от урока.
Лицо от напряжения раскраснелось. Глаза растерянные.
А карта теперь в руке у Екатерины Михайловны, и та, согнувшись на табурете, стоит спиной к нам и нагибается все ниже. Ей надо достать указку, но она хочет сделать все за один раз, не опускаясь с табурета на пол. Экономия сил. Какой смысл суетиться, если ты у себя дома? Поработаешь в одном месте 28 лет, и тоже перестанешь различать, где работа – где дом. Указку она от Лидии Тимофеевны не прячет. У той есть своя. Она нагибается все ниже, а нам становится видно все больше.
Так туча, закрывавшая небо целый день, внезапно уходит и обнажает огромный кусок пронзительной синевы.
Ну и что с того, что параллельному классу досталась Лидия Тимофеевна?
* * *
Насчет юмора еще была директриса. Тоже ценный кадр. Насчет юмора.
Старой закалки.
Одно время преподавала литературу. Печорин, Онегин, лишние люди. Сонечка Мармеладова как морально неустойчивый элемент. Боялась произносить слово «проституция». Не одобряла. Или беспокоилась за наших девчонок? Говорила: «пошла на панель».
Любовь к эвфемизмам.
«Называть лопату лопатой». Так говорил Заратустра. Или Джонатан Свифт? Который умер от горя и всеобщего непонимания. Видимо погорячился насчет простоты.
А дурака – дураком?
Снимала под столом туфли. Шевелила пухлыми пальцами. Когда говорила, делала ручкой. Маленький толстый человек, который учил нас литературе. Однажды завела меня с другом к себе в кабинет и сказала: «Ваш доклад победил на городском конкурсе. Кто-то из вас должен поехать в Москву. Решайте сейчас».
Добрая тетя.
Наверное, мы обрадовались. Особенно я. Потому что неприятно было стоять там в такой тишине. Как будто языки проглотили.
Я сказал: «Пусть едет он».
Не знаю, почему так сказал.
Она говорит: «Вот и ладно».
Перед выпускным вышла на крыльцо. Решила обратиться к народу. В то время любили говорить с высоких трибун. Пока все не умерли. И пока их не отнесли в мавзолей. Вернее, закопали поблизости. Когда хоронили первого, гроб чуть не уронили. Потому что был толстый. По телевизору все показали. А кто остановит прямую трансляцию? Тем более, быстро все произошло. Стукнули об землю, а потом подняли.
В тот год и был выпускной.
Она выходит на крыльцо, окидывает всех глазами и делает ручкой: «Ну что, дорогие родители, пришли проводить своих детей в последний путь?»
А у девчонок такие банты огромные, фартуки белые. Цветы у всех. Мальчишки водки давно накупили. Родители нарядные стоят. Из окна слышно, как в столовой повара смеются.
И замолчала.
Так, долгожданное солнце в ненастный день на мгновение выглядывает из туч, но тут же скрывается, вновь окутанное серой дымкой.
В общем, отметили выпускной.
Но самым главным ее приколом был, конечно, Эдуард Андреевич. Тоже насчет юмора. Капитан в отставке. До капитана только дорос. Дольше уже не вытерпели. Хотя в армии привыкли ко многому.
Вот и пошел в школу военруком. Разумеется, в нашу школу. Потому что директриса была его родственник. Куда ему было еще пойти? Особенно насчет юмора.
Выводил нас из класса. Строил всех в коридоре. Останавливался напротив рыжего Горбунова и шипел: «Ну что, Горбунов? Шатен неудачной масти!» Потом отпускал девчонок и долго смотрел им вслед. Пока сумки заберут с подоконников, пока шепчутся. Когда последняя исчезала в конце коридора, поворачивался к нам и подмигивал: «Убежали, двустволки».
Быстро нашел единомышленников. Физрук Гена бросал нам из своей каморки баскетбольный мяч, а сам запирался внутри на весь урок с Эдуардом Андреевичем. Футбольных мячей у него не было, поэтому мы пинали огромное кожаное яйцо. Если в кого-нибудь попасть изо всех сил, то будет очень больно. Отскакивает с резиновым звуком. Говорили, что так мяч можно испортить, но нам было все равно. Когда после физры по расписанию шло НВП, Эдуард Андреевич прикрывал рот платочком. Видимо, в армии научился. Воспитанного человека не каждый день встретишь. Хорошие манеры, все такое.
Очень любил показывать. Собирал автомат, наряжался в резиновый костюм против химической атаки. Не понятно, где он его достал, потому что в школе у нас таких до него не было. Очевидно, забрал из армии. Одевшись, стоял перед всем классом и смотрел на нас через маленькие круглые отверстия. Иногда издавал звуки, но сквозь резину его было не разобрать. Об этом он не догадывался, поэтому продолжал там внутри разговаривать. Когда снимал верхнюю часть – лицо счастливое, красное – кто-нибудь обязательно просил его показать еще раз. Он никогда не отказывал. Ему это нравилось. Нравилось, что все смеются. Особенно девчонки. Видимо, в армии с этим проблемы. Тоска по женскому смеху. Особые интонации немужских голосов. Намного выше и отчетливей. Никакого гудения, никакой хрипоты. Ну, и волнует по-другому, конечно же.
Снова надевал огромный резиновый колпак и начинал отдавать самому себе команды. Шумел внутри костюма. Резко поворачивался направо и налево, маршировал по классу между рядов. Отдавал честь. Маленький нелепый космонавт.
Невысокий рост: у них с директрисой это было семейное.
* * *
Почему капитан появился в моей жизни?
Главное – не думать о таких вещах перед сном. Ворочаться с боку на бок и ждать, когда сможешь уснуть. Никогда.
Видимо, что-то было в твоей природе. Позволило ему появиться. Предполагало его соотнесенность с тобой. Вот и думай – чем ты заслужил это счастье?

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3