— По-моему, все ясно, — сказал Иосафат.
— Благонамеренностью это не назовешь, — подхватил Нафан.
Священник Садок возвел глаза к небу и проговорил:
— Стало быть, придется нам месяцами сидеть тут, как в вошебойне, выискивая, будто вшей, злоумысленные намеки и прочие мер-зопакости.
Ванея ухмыльнулся:
— Знание — дар Божий, но когда человек знает лишнее, то это вроде заразы или вони изо рта. Прикажите мне убить этого умника, пусть уносит свои знания с собой в могилу.
Тут я снова бросился в ноги царю Соломону и, целуя его толстые пальцы, воскликнул:
— Выслушайте раба вашего, о мудрейший из царей, взываю не к правителю, а к поэту. Позвольте мне прочесть мой псалом «Хвала Господу, хвала Давиду», потом решайте, заслужил ли я смерти от руки Ваней.
Чтобы царь не успел отказать в моей просьбе, я выхватил из складок одежды кусочек пергамента и начал читать:
ХВАЛА ГОСПОДУ, ХВАЛА ДАВИДУ ПСАЛОМ ЕФАНА ЕЗРАХИТА
(Голос Господа)
Я поставил завет с избранным Моим,
клялся Давиду, рабу Моему:
Навек утвержу семя твое,
в род и род устрою престол твой.
Я обрел Давида, раба Моего,
Святым елеем Моим помазал его.
Рука Моя пребудет с ним,
и мышца Моя укрепит его.
Враг не превозможет его,
и сын беззакония не притеснит его.
Сокрушу пред ним врагов его.
И Я сделаю его первенцем,
превыше царей земли. Вовек сохраню ему милость Мою, и завет Мой с ним будет верен. Семя его пребудет вечно, и престол его, как солнце предо Мною:
вовек будет тверд, как луна,
и верный свидетель на небесах.
Царь Соломон вежливо захлопал в ладоши, следом — остальные; писцы Елихореф и Ахия тут же поинтересовались, нельзя ли получить копию, чтобы приложить к протоколу.
Я сказал, что с удовольствием ее изготовлю, если только останусь жив на достаточное для этого время.
Царь Соломон сдвинул на лоб расшитую золотом шапочку, почесал в затылке и провозгласил следующее решение:
СОЛОМОНОВО РЕШЕНИЕ
Исходя из того, что любого слова, неугодного царю и верховным правителям, достаточно для обвинения в государственной измене;
и учитывая недовольство царя и верховных правителей рядом высказываний обвиняемого Ефана, вписанных им в Единственно истинную и авторитетную, исторически достоверную и официально одобренную Книгу об удивительной судьбе, богобоязненной жизни, а также о героических подвигах и чудесных деяниях царя Давида, сына Иессеева, который царствовал над Иудою семь лет и надо всем Израилем и Иудою тридцать три года, избранника Божьего и отца царя Соломона;
и признавая подсудимого виновным в предъявленных ему злодеяниях, я, мудрейший из царей Соломон, властью, данной мне заветом с Господом, приговариваю вышеупомянутого Ефана, сына Гошайи, к смерти.
— Отлично, — сказал Ванея и вытащил меч. Однако царь Соломон, подняв руку, продолжил:
СОЛОМОНОВО РЕШЕНИЕ (Продолжение)
Принимая во внимание, что физическое умерщвление Ефана, сына Гошайи, представляется нецелесообразным, так как оно может породить среди недоброжелателей толки, будто царь Соломон подавляет свободу мысли, преследует ученых и т. п.;
принимая также во внимание, что по тем же причинам нецелесообразно отправлять Ефана, сына Гошайи, в рудники, каменоломни, к священникам Беф-Сана или в иные подобные заведения, он приговаривается к смерти через замалчивание; ни единое слово его не должно стать известным народу — ни устное, ни записанное на глиняных табличках или пергаменте; его имя надлежит забыть, словно он никогда не рождался на свет и не написал ни единой строки.
Псалом же под названием «Хвала Господу, хвала Давиду», написанный им в духе и стиле литературных поденщиков, плоский по мысли и лишенный малейших поэтических достоинств, да будет сохранен на все времена, нося его имя.
— Воля ваша, — проворчал Ванея и вложил меч в ножны. — Что до меня, то я предпочитаю простые решения.
Ночью в дом наш вошел ангел тьмы, он распростер крылья и коснулся своей тенью Есфири, любимой супруги моей.
Я увидел, как изменилось от этого прикосновения ее лицо, закричал, рухнул на пол рядом с ее постелью: я понимал, что произошло, но не мог этого принять.
Боже мой, Боже мой, твердил я Господу, разве мыслимо никогда больше не видеть ее улыбки, не слышать ее голоса, не чувствовать ее рук? Разве может любовь навсегда исчезнуть во мраке шеола, разве может погаснуть великое сияние ее души, подобно тому, как догорает обычная восковая свечка? Без нее я что ручей без воды или кость без костного мозга. Возьми одну из рук моих, Господи, один глаз, половину сердца, только подыми ее, воскреси, дай пожить хотя бы еще пять дней, пусть даже один-единственный день. Ведь Ты сотворил целый мир и в нем все живое, неужели Тебе трудно воскресить всего лишь одну жизнь? Как ни прискорбно, я оказался недостоин ее любви, ибо моя любовь была меньше той, которой она одарила меня. Чем же я воздам ей за это, чем отплачу, если она умерла? Срубленное дерево живо надеждой на новые побеги, так неужели женщина, чье сердце было чище родника, значит для Тебя меньше любого из дерев? Умоляю Тебя, ведь это Ты сотворил ее, и каждую ее мысль, и каждое движение ее души; зачем же Ты опять обращаешь ее во прах? Ты наделил ее живою плотью и светом очей, озарявших мой путь; зачем же, Господи, разрушаешь творение рук Твоих, уничто жаешь подобие Твое? Если согрешил я, покарай меня, не отпускай моей вины. Если я поступал неправедно, да будет горе мне. Но зачем же Ты отнимаешь жизнь у той, что была праведна и добра и любила людей? Зачем посылаешь ее в бездну, откуда нет возврата?
Я укорял Господа, но он молчал, а лицо Есфири, любимой жены моей, отчуждалось все больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82