Никто не хотел ее занимать, а я был новенький. Потом меня хотели перевести в другую палату, но Сашка Поддубный попросил, и меня оставили. Это отдельная история. * * * Как-то Сашка захотел в туалет, а Василька не было в комнате.У меня был выбор: ползти за нянечкой или попробовать помочь ему самостоятельно. Я взял резинку его шаровар в зубы, оттянул, пододвинул горшок, и он пописал. Теперь, по негласному закону детдома, я мог тоже его попросить о чем-нибудь. Набравшись наглости, я попросил его дать почитать одну из его книг. Книг у него было много. Он постоянно что-то читал или переводил с немецкого.— Возьми «Три мушкетера».— «Три мушкетера» я уже читал, и она детская, дай «Солярис».— Ты ничего в ней не поймешь.— Пойму.— Ты упрямый, это хорошо. Возьми «Солярис», потом расскажешь, что понял.Я прочел «Солярис» за воскресенье. Когда Саша спросил меня, что я понял из книги, я ответил: главному герою незачем было лететь, ведь с женщиной надо было разбираться раньше и на Земле. Саша сказал, что я еще маленький и ничего не понимаю. Но книги с тех пор стал мне давать. В общем, мне повезло. Пацаны относились ко мне хорошо. * * * К нам пришли шефы. Шефами у нас были студенты из пединститута.Нас собрали в актовом зале, шефы попели нам песенки и ушли. Вернее, ушли не все. По плану шефской помощи, студенты должны были проводить с нами какие-то мероприятия, помогать делать уроки и так далее. Но большинство смотрели на нас как на прокаженных. Это выражение «как на прокаженных» я вычитал потом, и оно мне очень понравилось. А как еще можно передать выпученные глаза и плохо скрываемое отвращение?Но некоторые приходили. Как ни странно, это были студентки, звезд с неба не хватавшие. Природная доброта и жалость, а может быть, любопытство приводили их к нам снова и снова.Одна такая девочка зашла и к нам.— Мальчики, вам чем-нибудь помочь?— Чифир будешь пить?— Что?— Чай крепкий.— Буду.— Тогда достань у меня из-под матраца кипятильник, банку из тумбочки, сходи за водой и заряди все это под кроватью.Это говорил Вовка Москва. Кличка такая у него была: «Москва». Почему — не знаю.Эта студентка была у нас несколько раз, пацаны угощали ее шоколадными конфетами, травили анекдоты. С ней было хорошо и весело.Как-то раз она задержалась у нас, и ей было пора идти. Отпускать ее никому, конечно, не хотелось.— Мальчики, ну мне надо еще физику делать и математику, а списать сразу не дадут.— Ты на каком курсе?— На втором.— Учебник с собой?— В сумке.— Доставай, читай задание.А это говорил Генка с угловой койки.Достала, села читать.— Но я тут ничего не понимаю.— Я тоже. Я только год вышку учу. Читай вслух.— А формулы?— И формулы читай.Она читала свой учебник, мы радовались, что она еще не уходит, и не сомневались, что Генка решит все ее задачи.Она читала долго, а потом Генка велел ей сесть за стол и писать.— Но ты же не видишь, что я пишу!— Но ты видишь?— Вижу.— Ну и пиши.Он продиктовал ей решения всех ее задач и замолчал.— А можно я с ответом сверю? Тут у меня ответы выписаны.— Сверяй.— Все сошлось! Но как ты это? Не глядя в тетрадку. Ты ведь такой маленький!Генка весил килограммов десять. Кроме того, что он не мог ходить, у него что-то еще было с щитовидкой, он не рос. Обычно его накрывали до подбородка одеялом, и из-под одеяла выглядывало личико восьмилетнего мальчика. Впрочем, это было и к лучшему. Его иногда выносили на улицу. Мы с Васильком могли выползать на асфальт сами, а остальные улицы не видели.— Мне восемнадцать. Я такой же маленький, как и ты.— Ой, мальчики (она называла их «мальчики», больше их так никто не называл). А я думала, вы еще в школе учитесь.— Официально учимся. Второгодники. А некоторые по два года в одном классе сидели. Это просто у нас директор детдома добрый. Не хочет нас в дом престарелых отвозить. Там за нами ухаживать будет некому, и мы умрем.— А чего же вы в институт не поступите? Вы же там отличниками были бы.— В институт только ходячих берут.Она быстро-быстро засобиралась и ушла. Я выполз в коридор. Шел дождь, и я хотел подползти к выходу.Было прохладно — поздняя осень или ранняя весна. Входные двери не закрывали, и я любил подползать к самому выходу, смотреть на дождь. Редкие капли дождя попадали внутрь, падали на меня. Было хорошо и грустно.Но в тот раз мое место у двери было занято. Тяжело опираясь на косяк, стояла та самая студентка и жадно, взатяг, курила. И плакала. Я не помню, во что она была одета. Помню только туфли на каблуках. Она была очень красивая. Мне показалось, что такой красивой девушки я никогда больше не увижу. Она курила и плакала. Потом докурила и пошла под дождь. Без плаща и зонтика.Больше она к нам не приходила. * * * Приехала комиссия из Москвы. Директору влепили выговор, всех пацанов отвезли в дом престарелых. Их воспитательница пришла в наш класс: «Теперь я буду у вас работать до самого выпуска». Я пошел в пятый класс, начальная группа закончилась, и теперь нам полагался «свой» классный руководитель и «своя» воспитательница.Через месяц после того, как пацанов отвезли в дом престарелых, она поехала навестить «своих» подопечных. Приехала и рассказала все нам.Из восьми человек выжил один Генка. Дом престарелых состоял из отдельных помещений барачного типа. Престарелые и инвалиды были рассортированы по степени инвалидности. «Наши» лежали в отдельном бараке с доходягами. Вдоль стен тянулись ряды кроватей, с которых стекала моча. К ним никто не подходил. Воспитательница привезла им компот ассорти в больших банках. Про Генку она сказала: «Злой какой-то». «А компот заберите, все равно ходячие съедят».Я спросил ее, что будет со мной, когда я вырасту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32