Не воспользовался. Взошел. Да минует меня чаша сия… Но — испил! Оба испили. Потому что иначе свою Свободную волю обнаружить не могли! Иного способа в принципе не существует!
— Сократ поступил как законопослушный гражданин, — не без снисхождения уточняет Анюша. — Своим поступком он утверждал верховенство правопорядка даже над собственным правом свободы суждения. Христос же принес в мир, как вы говорите, мессэдж. Благую мессэдж! И воплотить ее можно было единственным образом — смертью смерть поправ. Не мог он воскреснуть, предварительно не умерев! И убей меня Бог, если я понимаю, о чем мы сейчас говорим!
— О вашей готовности остаться здесь! — зыбучие глаза Лидии точно пески… И голос у нее теперь сухой и рассыпчатый. — Или все-таки о вашей не-готовности?
— Вы вербуете нас в свою секту, применяя путаные доводы и недвусмысленные угрозы! — я перевожу дыхание, тон не мой, надо взять чуть ниже. — Но четвертая глава не может не кончиться! Все имеет конец. Хотим мы этого или не хотим.
— Мужчина. Вы лишены полета. Совершите поступок, и пятой главы не будет вовсе! Совершите поступок, и четвертая глава…
— Станет нашей братской могилой? Лидочка, вы ведь, кажется, режиссер, вы не можете быть лишены эстетического чутья! То, в чем мы пребываем сейчас, есть чистейший лжестиль. Так итожить роман самоубийственно!
— Конгениально! — уточняет, нет, поправляет Лидия.
— Уж поверьте профессионалу! В пятой главе автор будет вынужден вновь вернуться, грубо говоря, к реализму. Не из любви к нему, а из чувства стиля! Впрочем, гадательно все, кроме — неизбежности пятой главы!
— Даже если мы остаемся здесь? — Аня старается говорить равнодушно.
— Здесь останутся наши двойники, наши тройники… А мы невредимо вернемся в тот самый миг, из которого нас извлекли — в лифт, в ожидание кофе и поцелуя с серегой. Досмотрим этот странный сон и проснемся!
Обе кривят губы. Аня — усмешкой:
— Хорошо! Я иду и сворачиваюсь рядом с Семеном калачиком!
Лидия:
— Это вы зря! Сны мы будем смотреть в одной из последующих глав! Лодочка станет являться к нам часто, с не свойственной ему при жизни регулярностью, мы же всегда будем спрашивать его: почему? и на самом ли деле он сделал это? разыграл? — ну конечно, и спрятался ото всех и пришел, Лодочка, я ужасно соскучилась по тебе!
— Это вы на ходу сочиняете продолжение недописанного вами романа…— я не помню названия, помню: «Скажи смерти да »?
— Увы, увы! Первую серию этих захватывающих сновидений мне уже показали, когда я была под наркозом. Этакий анонс грядущего сериала. Не хочу. Не желаю! И имею силы — противостоять! — она делает шажок назад и еще один, словно бы увлекая и нас. — Лично я остаюсь здесь. Не двойником, не миражом, всей сущностью! Схожу со страниц! В чем вы сами непременно убедитесь, ибо более никогда не встретите меня.
Зазор между нашими книговагонами — уже в полметра. И что-то мелькает во тьме. Если не искры, то — звезды.
— Сева — там? — Аня вдруг подается вперед. Лидия бестрепетно отступает еще на один шаг.
— Он сейчас там? — кричит Аня. На что Лидия — мне — с улыбкой:
— Как же кстати! К вопросу о стиле! Парафраз третьего сна Анны Филипповны из седьмой главы. По-моему, очень эффектно закольцовано.
— Сука! — Аня бьется в моих руках. — Сука! Мне необходимо с ним поговорить!
— Парафраз четвертого сна.
— Геша! Не делают этого просто так! За здорово живешь! Скажи ей! Скажи мне!
— Скажи смерти нет?— она уже в полумраке, шагах в пяти от края, но желтые глаза еще желтей. — Скажи ветру нет, скажи нет вулкану, табуну перед гоном. Попробуй. И камню, катящемуся с горы.
— Но где-то он должен ведь быть! — Аня пытается вырваться — явно с намерением перемахнуть через черную дыру. — Я знаю, он там! Я сумею его убедить!
Пытаюсь засунуть ее обратно в книговагон. Отталкивает. Я не чувствую боли, только вижу вдруг кровь на ее пальце. И теперь ощущаю: саднит щека. В этот миг она умудряется вывернуться. Я хватаю ее за локоть. Он верткий и неудержимый. И тогда я хватаю ее за волосы, она вскрикивает от боли и кричит:
— Ненавижу тебя! Ты всегда хотел, чтобы его не было!
Ногой я пытаюсь захлопнуть дверь из тамбура — в ночь. Но Аня цепляется за нее.
— Нельзя перепрыгнуть бездну в два прыжка! — и касаюсь губами краюшка уха.
— Пусти! Я успею в один!
Соседний вагон не ближе от нас и не дальше, чем минуту назад. Только Лидия подевалась куда-то. Бесовка! Заведет ведь, заманит.
— Анюша!
Коротким, но острым каблучком она пытается проткнуть мне ногу:
— Это он меня сделал мной! Отпусти! Последыш!
— Хорошо. Только я прыгну первым.
— Тебя там никто не ждет.
— Тогда не отпущу! — и наматываю на пальцы ее волосы; ей, должно быть, отчаянно больно, и молчит она из упрямства.
Я боюсь, что сейчас разобью ее лоб о косяк. Что со мной? И что делать мне с этим желаньем? И еще с одним накатившим — оно-то сейчас к чему?
— Нюша, Ню!..
Я раскис на какую-то долю секунды. Ей хватило и этого: гвоздем в висок! Не гвоздем — у нее в руке туфля. Чтоб спастись от второго удара, приседаю. Аня — фурией. Дверь распахнута. Перепрыгивает! Слава Богу. И, босая, бежит, обе туфли в руках. Истекаю клюквенным соком! Впрочем, крови не так уж и много. Надо прыгать. Иначе Лидия непременно сведет ее там с ума. Надо прыгать. Немного тошнит — укачало. Очень черный провал. Вот куда я не должен смотреть. Неужели же — звезды?.. А что же? Подкатившая тошнота бросает вперед. Облегчусь вот и — прыгну!
Эта гадость во мне — из меня — вон… В никуда. Дна там нет.
Если кто-то блюет на звезды, значит, это какому-то фраеру нужно?
Не вернуть ли билет?
Впрочем, я ведь тут зайцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120